Горизонт края света

Как-то я был во Владивостоке, и Лена случайно встретилась мне на Океанском проспекте. Шла с вертлявой Нинкой Шпаковой, тоже нашей бывшей однокурсницей. Ну, затащила к себе – чаю попить, «за жизнь» поболтать. Сначала – ничего: почаёвничали, поговорили, а потом я вдруг обнаружил, что сижу в кресле, на которое наброшен китель её мужа – конечно, он и раньше висел на спинке, но заметил я его не сразу. И отчего-то не по себе мне стало: сижу на его кресле, попиваю чаёк, может быть, из той самой чашки, которой пользуется он, листаю книгу, которую читал он, разговариваю с его законной супругой, которую когда-то обнимал не совсем платоническим образом, ну и так далее.

Лена, наверное, так и не поняла, отчего я смутился, заспешил и буквально выскочил за дверь. «Анкудинов, ты как был диковатым, таким и остался, – изумлённо сказала она мне вслед. – Ей-Богу, в тебе степная кровь…»

Не знаю. Может быть.

Я так и не рассказал Лене, как, сидя за её спиной в читалке, листал однажды какую-то книгу о Семёне Дежнёве. Мне было всё равно, что читать – лишь бы рядом с ней находиться. В той книге описывалось историческое плавание этого первопроходца, которое началось 20 июня 1648 года. В путь отправилось семь кочей. Так назывались отличные для своего времени мореходные килевые суда. Они ходили под парусами и поднимали до двух тысяч пудов груза! На такой посудине с десятью-пятнадцатью мореходами можно было перевезти тридцать-сорок пассажиров. Вот как!

Особенно меня заинтересовал такой факт: одним из тех кочей командовал Герасим Анкудинов. Из девяноста участников плавания тридцать находились на его судне. Этот Герасим, вроде бы, не отличался порядочностью. Хотел встать во главе экспедиции и потому подал в Нижнеколымский приказ челобитную о том, что обязуется добыть прибыли больше, чем обещали Дежнёв и Федот Попов – второй руководитель того похода. Может, он, честолюбец, и вправду нехорошо поступил. И сейчас иные из кожи вон лезут, чтобы перед начальством выслужиться. Однако просьбу Анкудинова не уважили. Хотя и был он смелым, бывалым и волевым человеком.

Плаванье вначале ничто не омрачало, но за Шелагским мысом налетел шторм и выбросил на берег два коча: они разбились, а люди погибли. Остальные пять судов за два с лишним месяца достигли мыса, который на всех картах называется тперь именем Дежнёва. А в те давние времена он значился как Большой Каменный Нос, и знали о нем русские люди лишь со слов чукчей.

Стояла непогожая осень, дули сильные холодные ветра. Идти по морю в шторм было трудно, и потому первопроходцы сделали остановку у Чукотского мыса. На пришельцев напали аборигены. И кочи снова вышли в море: русские не хотели сложить головы на чужом берегу. Силы были слишком неравными. Жестокий шторм вскоре разбросал суда по морю-окияну.

Кочи с Федотом Поповым и Герасимом Анкудиновым долго носило по крутым волнам, и в конце концов путешественников прибило к устью реки Камчатки. Они поднялись до её притока – речки Никул, где и зазимовали. По имени Попова эту речку стали называть Федтовщиною. А на одном из чертежей 17 века возле её обозначения дано такое объяснение: « Зимовья было два. В прошлых годах из Якуцка города на кочах были на Камчатке люди, а которые у них в аманатах1 сидели те камчадалы и сказывали, а в наши годы с оных стариков ясак брали, два коча сказывали, и зимовья знать и поныне.»

Существует свидельство, что, перезимовав, оба коча вышли в море, обогнули Камчатку и остановились на реке Тигиль. Очевидно, плаватели погибли все до одного от лишений и болезней.

Так я встретился с однофамильцем, жившим много-много лет тому назад. У него было одно стремление: идти «встреч солнца», чтобы увидеть край земли.

Однажды, когда мне было пять или шесть лет, мама сказала, что есть такой полуостров Камчатка – край земли.

– Если это край – с него можно упасть, – наивно предположил я тогда. – Значит, там живут люди-неваляшки. Иначе бы они все давно упали! Но почему название такое: Камчатка?

И правда: что это за слово такое – «Камчатка»?

В студенчестве я этот вопрос попытался исследовать. И как-то вычитал у первого сибирского картографа Ремезова, жившего в конце 17– начале 18 веков, такие строки: «А на Камчатке приходят люди грамотные, платья на них – азямы2 камчатные». От камчатных платьев, значит, произошло название? Нет, чукчи, эвены и коряки всегда предпочитали носить меховые одежды, а хлопчатобумажных, льняных и прочих тканей до прихода русских просто не знали. Ну, откуда ж тогда взялось это слово – «Камчатка»?

И однажды я получил ответ на этот вопрос от своей собственной бабки. Она жила в старинном городе Якутске, из которого три столетия назад казаки отправлялись на разведывание новых земель. Бабушка родилась в этом городе, закончила здесь институт, родила мою маму, вынянчила меня и никуда уезжать не хотела. Только однажды с неохотой в Трускавец отправилась, и то не поехала бы, если б врачи не пригрозили неминуемым инсультом.

Узнав о моем внезапном увлечении топонимикой, бабушка прислала кое-какие книжки и коротенькое письмо. Где же оно?