Молчание. Леонс встала, вышла из комнаты, поднялась в спальню. Попыталась обдумать ситуацию. Жубер не давал ей крупных сумм, он предпочитал, чтобы она чаще просила, в стиле скорее банкира, чем мужа. У нее в наличии меньше тысячи франков, вдобавок требуется еще четыреста для Робера, который задолжал неизвестно кому. У него всему находилось объяснение, и непонятно, что из этого правда. Мадлен потребует много денег, но не будет просить больше, чем Леонс сможет заплатить, чтобы не лишиться курицы, несущей золотые яйца. Она спустилась с сумкой в руках и протянула паспорт Мадлен. Та открыла его:
– Вы не слишком хорошенькая на этой фотографии, она явно вам не льстит. – У нее был довольный вид. – Дайте мне вашу сумку, будьте добры!
Леонс подчинилась. Это была красивая замшевая сумка от Ламарта. Неужели Мадлен ее заберет? Но она просто вынула из нее кошелек и визитные карточки:
– Как мило, когда написано с таким наклоном, просто роскошно… – Затем она встала. – Вы будете моими глазами в этом доме, Леонс, я хочу быть в курсе всего, что касается Жубера. Если вы утаите от меня хоть что-то, о чем мне следует знать, я не буду вам звонить, не буду писать, не зайду к вам, а сразу пошлю к вам комиссара с вашим свидетельством о браке. Доходчиво ли я изъясняюсь?
Леонс задумалась.
– Сообщать вам… а что именно?
– Все. С кем он общается, с кем ужинает, с кем подписывает договоры, какие подарки делает клиентам, чем балует политиков, в каких газетах подкупает журналистов, все без разбору – разбором займусь я сама. Подслушивайте его телефонные разговоры, читайте его ежедневник, записывайте все, копируйте адреса, номера телефонов. Раз в неделю после обеда мы с вами будем пить чай в «Лядюре» на улице Руаяль. Если однажды вы не придете, я…
– Да, я знаю, уже поняла!
– Не нужно нервничать, Леонс!
Мадлен запахнула пальто. Неужели уйдет, не попросив денег, Леонс не могла этому поверить. Неожиданно у нее возник другой вопрос:
– Но вы ведь хотя бы не разорите его?
– Сейчас сложные времена, Леонс. Вы не можете сохранить своего мужа номер два, его деньги, своего мужа номер один и свою свободу. Поверьте, из всего, чем вы владеете, самое ценное – пока еще свобода.
Мадлен догадалась, о чем думала Леонс.
– Нужно будет обсудить это с вашим мужем номер один Робером Ферраном. Потому что он тоже мне понадобится.
Леонс выпучила глаза. Мадлен ласково улыбнулась:
– Ну да, это и есть брак. И в горе и в радости.
Они стояли лицом к лицу. Слегка склонив голову, Мадлен пристально посмотрела на Леонс, подошла к ней и прижала свои губы к ее губам. На мгновение, но достаточно для того, чтобы почувствовать их мягкость, теплую влагу, нежный аромат. Ее порыв не был любовным, она поддалась ему, чтобы больше об этом не думать, как подбирают выпавшую мелочь. Мадлен отступила на шаг и посмотрела на Леонс с выражением какого-то материнского удовлетворения. Затем направилась к двери, обернулась, на лице ее была улыбка.
– Не воспринимайте это как окончательный расчет.
Она точно знала, что никогда не упомянет об этом обстоятельстве перед священником из прихода Святого Франциска Сальского.
24
Шарль был убежден, что он мужчина экономный, поскольку каждая трата – коробка сигар, ужин в «Гран Вефур», вечер в борделе – воспринималась им как исключительная, и ему никогда не приходило в голову, что сумма исключительных трат может превосходить его возможности. Здесь, как и в политике, он применял технику козла отпущения, виноватый всегда находился. Его жена Ортанс была идеальной мишенью.
В представлении Шарля ничто так ярко не иллюстрировало его невезучесть, как брак с ней. Это злополучное событие, в котором, по его убеждению, не было его воли, роком нависло над всей его жизнью. Ортанс утомляла его. К счастью, есть дочки. Хотя и с этой стороны были не только радости. Специалисты, пытающиеся справиться с проблемными зубами Розы и Жасинты, один за другим пришли к выводу, что требуется полное удаление. Дни в больнице, подарок за каждый зуб и две превосходные челюсти, которые за такие деньги вполне могли бы быть из чистого золота. Теперь дочери щеголяли подозрительно ровными зубами довольно неприятной снежной белизны, как восковые фигуры музея Гревен. Для девушек, все детство лишенных возможности улыбаться, настало время реванша. На поздний подростковый период пришлось время демонстрации искусственных зубов, которые, увы, оказались не так хорошо подогнаны к челюстям и частенько выскальзывали, отваливались, резко выпрыгивали изо рта. Становилось ясно, что требуется непрестанно вести борьбу за удержание зубов на месте. Сейчас его худеньким, кривоногим девочкам с бледной кожей и высокими, заостренными, как у матери, грудями было по девятнадцать лет. Шарль считал своих дочерей самыми прекрасными и не понимал, почему у них так мало поклонников и ни одного претендента на руку и сердце. Причина, по его мнению, крылась в недостаточном приданом. А это, как всегда, возвращало его к денежному вопросу.