Горизонтальная война – снимая маски (СИ)

Вина? Я вжалась в стену, чтобы не дай бог не выдать своего присутствия. О чём они говорят?

— Знаю, — ответила Марина. — Всё, что я нашла в компьютере Глеба на твоей флешке. Торговля оружием и финансовые махинации. Это всё. По убийству родителей ничего нет.

— Вот поэтому мне нужна Мелания. Она была там, понимаешь? Я видел, как она заходила в дом перед взрывом, но почему-то осталась жива. Значит её спасли, и это мог сделать только тот, кто был в ней заинтересован.

— Может, Глеб?

— Нет. Близнецов не было в городе, я проверял. Они вернулись из Швеции только через неделю. Пока я не выясню, что именно знает Мелания, она отсюда никуда не выйдет. Твоё дело за ней смотреть.

— Слушай, вот что ты будешь с ней делать после того, как всё закончишь? Не боишься, что она расскажет?

— Нет, — усмехнулся Роман. — У меня есть нечто, чего всем сердцем желает Мелания, ради этого она даже убьёт, я уверен.

— И что это?

«Мне вот тоже интересно», — я сделала шажок, чтобы быть ближе и не пропустить ни единого слова.

— Способ вернуть себе дочь раз и навсегда, — победно ответил он. — Поверь мне, зная это, Мелания как миленькая сделает всё, что я ей скажу.

— Ты пугаешь меня, — сказала Марина так тихо, что я едва смогла расслышать. — Ты же не хочешь толкнуть её на преступление?

— Нет, — раздражённо бросил он. — За кого ты меня принимаешь? Мария Звягинцева в прошлом уже совершала преступления, за которые полагается немалый срок. Если Мелания сможет найти этому доказательства и предоставить их суду, то вместе с нашими обвинениями её посадят пожизненно без права надо срочное освобождение.

Мама? Из-за голода сознание начало уплывать. Вцепившись в выступ на стене, я заскользила по полу, чтобы не упасть и не выдать себя, но промахнулась. Выступом оказалась картина, которая сорвалась сразу, как только я на ней повисла. Грохот скрасил пушистый ковёр, но даже такой шум привлёк внимание заговорщиков. Чертыхнувшись, я попыталась подняться.

— И давно ты подслушиваешь? — надменно спросил Роман, сложив на груди руки.

— Сколько надо, — с вызовом ответила я, всё ещё собирая ноги с пола.

— Совсем бесстрашная, да? — он оперся плечом на стенку, и продолжил смотреть, как я поднимаюсь.

— Да я в жизни столько дерьма видела, что тебе и не снилось. Куда тебе до Домогарова с его... — выдохнула я и замолчала.

Кро-о-ошка...моя девочка...

Зажмурившись, я помотала головой, чтобы избавиться от наваждения.

— Мелания? — Марина вышла из-за спины брата и протянула руки. — Мел, прости, мне жаль...

— Хватит, — я отбросила её руку и поднялась, держась за стену. — Я хочу знать правду. Всю правду. — Я смотрела то на одного, то на другого и не понимала, что меня так беспокоит в их внешности? Словно что-то ускользало от моего внимания, но было таким явным, что раздражало.

— Какую? — снова выступил Роман.

— Например, почему вы о Никите говорите, как о ком-то несуществующем. Или, в чём именно вы подозреваете мою семью. А ещё, что за пожар, который вас так волнует? И Белоярцевы, — я нахмурилась заметив, как побледнела Марина и напрягся Роман. — Я вспомнила, что говорила мне мама на дне рождении десять лет назад.

— Мел, не надо, а? — Марина встала между мной и хмурым братом. Её глаза странно блестели. — Пойдём, надо поесть и отдохнуть, эти месяцы нам всем дались тяжело.

— Да что ты говоришь, — рассмеялась я. — Серьёзно? Вам было тяжело? Да ты хоть знаешь, что это такое — знать, что твоего ребёнка могут убить в любой момент или покалечить, и платой за его жизнь является твои свобода и тело? И что человек, которому ты доверила самое драгоценное может умереть, если ты попытаешься сопротивляться?! Знаешь? — сорвалась я. — Да ни хрена ты не знаешь! Так что не строй из себя сочувствующую, мне не нужны ни ваша доброта, ни жалость. Мне нужна только дочь, и если для её возвращения мне снова надо будет продать себя или душу вывернуть наизнанку— я это сделаю, понятно тебе? — я с ненавистью посмотрела на неё и не дождавшись ответа — отвернулась.

Какого лешего я здесь распинаюсь? Ведь давала себе зарок никому, ничего не рассказывать.

— О чём ты говоришь? — Рома уронил руки и качнулся вперёд.

— О том, что я не сама пошла к Глебу, — мне было мучительно стыдно говорить об этом, но держать в себе всё это больше не было никаких сил. — Меня похитили, когда я ехала домой, и держали в клетке. И то, что я тогда сказала Никите...

— Что? — Рома встряхнул меня за плечи, и поднял голову за подбородок.

— Неважно, — я прикрыла глаза, смаргивая слезу. — Он всё равно не хочет меня видеть, так какой толк распинаться здесь перед вами?

— Эм... думаю, нам всем надо успокоиться, — Марина попыталась оторвать руку Романа от моей головы, но у неё ничего не вышло.

Взгляд, которым он меня прожигал был наполнен злостью, я бы даже сказала яростью. И в этот момент мне очень захотелось спрятаться в какую-нибудь нору, где никто не сможет меня достать и тронуть. Прикосновение его рук обжигало кожу, вызывая дрожь и тошноту.