Из городка на озере выступили в направлении Форт-Хэтчера ночью, по холодку, с тем прицелом, чтобы в самое жаркое время суток давать людям и лошадям пару часов отдыха. Городок, кстати, я изначально хотел назвать в честь супруги, сделать вроде подарка, но как-то не сложилось. Наталиград, Натальинск и прочие варианты получались в моем понимании не очень благозвучными. Можно было бы польстить моему непосредственному начальнику царевичу Федору Ивановичу и назвать новый город Федоровском, но в честь монаршей семьи уже названа столица провинции, так что хватит реверансов в сторону Соболевых. Так что взял я тогда да и назвал селение Новгородом. А что? И благозвучно, и о моем родном мире мне напоминанием будет. Тем более что местоположение у него стратегическое, и если судьба будет мне благоволить, то Новгороду суждено будет стать важнейшим городом для всего юга Таридийской Рунгазеи.
В поход я взял порядка пятисот человек пехотинцев, два эскадрона драгун, эскадрон гусар и две батареи артиллерии – одну штатную да еще одну экспериментальную, под командованием князя Григорянского, состоящую из двух новых мощных гаубиц. Немного, но для выполнения стоящей перед нами задачи вполне достаточно. В качестве «почетных гостей» получили приглашение «прокатиться до Форт-Хэтчера» Хулуз с сыном и десятком сопровождающих.
На вождя хошонов внезапное похищение с последующим добровольно-принудительным воздушным путешествием до портового Петровска и обратно в Новгород произвели неизгладимое впечатление. Не так уж и много он видел на самом деле, но для неискушенного дикаря и этого оказалось достаточно, чтобы убедиться в наших возможностях. Присущее его народу чувство превосходства над кем бы то ни было бесследно исчезло, уступив место глубокой задумчивости, замешанной на чувстве если не страха, то вынужденной осторожности. По всему было видно, что Хулуз потрясен продемонстрированными ему возможностями, и в то же время весьма удивлен проявляемым по отношению к нему и его отпрыску уважительным отношением.
А поначалу-то с дрожью в голосе интересовался, не убью ли я его сына? Не собираюсь ли я оставить его в заложниках? Честно говоря, такая мысль у меня была, и я считал ее вполне себе здравой, хотя и несколько грубоватой с точки зрения цивилизованного человека. Поэтому постарался обернуть ее в привлекательную обертку, предложив сыну Хулуза Сатему поступить в готовящийся к открытию кадетский корпус в Соболевске.
– С детьми воюют только трусы, вождь, – с важным видом ответил я. И тут же, перейдя на доверительный тон, принялся расписывать перспективы, открывающиеся перед его сыном. Убедил или нет, станет понятно чуть позже, когда Хулуз увидит, что мы совершенно не боимся фрадштадтцев и во главу угла всегда ставим свои собственные интересы.
Мы не очень спешили в походе, тем не менее проходя километров по сорок за сутки. Даже если Ричмонду сообщат, что я покинул Новгород, ничего предпринять он не успеет. Этот мир слишком медленный и еще долго будет оставаться таковым. Здесь медленно соображают, медленно передают информацию, медленно передвигаются. И считают это естественным, потому что никто не знает того, что знаю я. И пусть я не могу мановением волшебной палочки создать мобильную связь, Интернет, реактивные самолеты и прочие обыденные для двадцать первого века вещи, но я, по крайней мере, знаю, в какую сторону идти. И про великого Суворова, поражавшего противников быстротой действий, я тоже знаю, а потому, не отрицая постулата, что любая армия движется со скоростью своего обоза, делаю все, чтобы этот самый обоз не отставал от боевых частей. Потому пехота у меня не стаптывает обувь в многокилометровых походах, а передвигается в фургонах, соединивших в себе черты главного транспорта американского Дикого Запада и русского гуляй-города, и кормятся солдаты не каждый сам по себе, а из походных кухонь. И минимальные санитарные нормы у меня даже в походах соблюдаются: на каждом месте ночевки в первую очередь устанавливаются временные туалеты, а люди уже приучены мыть руки и всегда обеспечены кипяченой водой. Думаете, это все мелочи? А вот и нет! Потому что факты налицо: ни одна армия мира пока не может посоревноваться в скорости с нашей, и ни в одной армии мира нет таких малых потерь от болезней. В общем, я не Суворов, но кое-какие знания имею.
Таким образом, к вечеру седьмого дня после очередного поворота пыльной дороги с небольшого пригорка открылся вид на фрадштадтский форт, фактически контролирующий главную дорогу через Ратанскую долину.