Горизонты (ЛП)

Я сверилась с ПипБаком. Оставалось ещё два часа. Два часа до того момента, как моя жизнь подойдёт к концу. Я пробежалась взглядом по комнате, терзаясь загадкой, как же убить оставшееся у меня время. Еда. Мне нужно что-нибудь съесть. За оставшиеся два часа я могла позволить себе последнюю трапезу. Левитировав к себе миску, я наполнила её хлопьями и захрустела.

«Твоя мама была на вкус как… яблоки…»

Роняя в миску слёзы я с трудом проглотила этот единственный ужасный кусочек. Сидя там, я чувствовала, как дрожат мои конечности и как внутри меня что-то вот-вот взорвётся. П-21. Глори. Рампейдж. Лакуна. Снова и снова проносились мои друзья по моим мыслям. Пронзённые. Облучённые. Брошенные. Принесённые в жертву. Не я. Я была последней! Я, блядь, осталась последней!

Отшвырнув миску прочь, я запрокинула голову и закричала. Я закричала снова, и призраки зааплодировали. Я кричала, а они ликовали! Вот какой будет цена. Не смерть. Нет. Не смерть. Не освобождение. Не облегчение. Я кричала, как никогда прежде и не смогла бы остановиться. Я бы кричала вечность, и после вечности, пока не сгорели бы звёзды, и не осталась бы извечная пустота. А после я кричала бы во тьме до конца времён.

А затем меня прервали. Не копыта призраков из моей памяти, а тёплые, заботливые и живые копытца. Они с силой стиснули меня поперёк груди, и чьи-то слёзы закапали мне на шею. Весь царивший во мне хаос замер на одно бесценное судьбоносное мгновение и я медленно обернулась.

— Нет, мама, — сквозь слёзы пролепетала Бу, цепляясь за меня изо всех сил.

Боль внутри меня обернулась слезами, и они прорвались наружу. Они словно ливень обрушились на лесной пожар моей муки и страдания, и погасили это пламя. Я плакала о каждом призраке в этом доме, даже о моих врагах. Я рыдала и изливала через эти слёзы каждую толику боли и страданий. А Бу, пони, что никак не поддавалась прихотям игральных кубиков судьбы и всякий раз избегала участи стать одной из этих призраков, плакала вместе со мной. Она делила со мной моё горе и мои потери. Пони, который никогда не должно было быть, но которая была, теперь помогала мне держаться. И хотя пони может кричать, пока не угаснет вселенная и даже ещё дольше, никто не может плакать вечно. Не смотря на это, я побаловала себя, хорошенько выплакавшись.

Когда я наконец смогла взять себя в копыта, Бу села рядом со мной, положила копытца мне на плечи и заглянула в моё зарёванное лицо. Она стала моим духовником, и я рассказала ей обо всём. Обо всех моих неудачах. О моих страхах. Я не знала, всё ли она понимает, но даже если нет, я сомневалась, что это имеет хоть какое-то значение. Всё, что было важно, это лишь то, что кто-то готов был разделить со мной всё, что я чувствую. Что кто-то сделал такое возможным. И даже если это не облегчало боль, это делало её терпимой. Такой, что хоть она и давила на меня, но я могла её выдержать.

— Всё хорошо, мама. Всё хорошо, — повторяла она снова и снова. Конечно же, это было не так, то это было и не важно. «Хорошо» стало молитвой, повторяемой снова и снова в надежде, что слово обернётся истиной. Когда я наконец утёрла глаза и нос, я снова почувствовала себя более собой, чем было с той поры, как я покинула луну.

— Нет, не хорошо, — в конце концов возразила я. — Но я сделаю так, чтобы всё стало хорошо. Я должна это сделать. Не исправить. Не восстановить. Просто… наладить. Мне хватит и этого.

Как раз в этот момент я заметила рядом с ней что-то новенькое. Толстая пачка бумаг, перетянутая шпагатом и тонкий, вытянутый округлый предмет, завёрнутый в бумагу. Нахмурившись, я левитировала объект к себе и, разворачивая, заметила, что прямо на обёртке написана записка.

«Блекджек,

Если ты читаешь это, я либо погиб, либо захвачен в плен. Этот исход наиболее вероятен для любого, кого бы ты ни поставила во главе на время своего отсутствия. Будь это я, или не менее важный пони, как Шторм Чайзер, Большой Папочка или Грейс, это принесёт пользу твоему делу. Я заранее оставил инструкции и буду ждать, когда Легат придёт за мной. Если я всё ещё жив, то, наверное, мне будет весьма неловко, когда ты это прочтёшь.