Он занёс меч, и чёрная тень кинулась вперед. Клинок рассёк пустоту, но Ярмир успел увернуться. Потерял равновесие, упал. Острые когти задели шею – легко, почти ласково. Тёплые струйки потекли вниз по груди. Ярмир вскочил на ноги – только затем, чтобы снова встретить выпад зверя. Меч вошёл во что-то мягкое, воздух разрезал рык боли. Зверь вскинул лапу, лицо обожгли новые раны. Ярмир отскочил назад, оттёр рукавом кровь, моргнул.
Зверь, прихрамывая, ходил кругами, приглушённо рычал, из раненого бока капала кровь.
Он ранил тварь! Ярмир усмехнулся, перехватил меч, и вдруг согнулся пополам от резкой боли в боку – там же, где зияла рана у зверя. Ярмир заревел от злости, сейчас бы он сам не отличил своего рёва от звериного.
Огромная чёрная кошка оскалилась, пригнулась к земле, готовясь к новому прыжку. Ярмир замер. Вот его шанс. Надо только рассчитать удар. Он смог ранить бок зверю, и так же вспорет живот.
Ярмир поморщился – рана под колетом снова дёрнулась болью.
Глаза зверя блеснули лунным светом, лапы спружинили.
– Ярмир! – Нейджа кричала, но её крик был далёким, будто просачивался из другого мира, – если ты убьёшь зверя…
«Ты убьёшь себя», – прошептал Ярмир в унисон с прерывающимся голосом Нейджи и в последний миг отвёл клинок. Жаль, он был так близок к победе…
Чёрная тень метнулась к Ярмиру. Он не защищался – лишь открыл объятия. «Умру как Андэль», – подумал Ярмир и рухнул, придавленный горячим телом. Вспыхнула острая боль в груди. Спину выгнула судорога. И Ярмир вдруг забыл, кто он.
Он чувствовал запёкшуюся на боку рану, промокшую от крови шерсть, чувствовал звериную ярость, удивление, досаду – кто-то слабый ворвался в его жизнь, принёс боль, и Ярмир не мог покончить с этим слабым, остановить его.
Он лежал беспомощный, погребенный под тяжестью звёздного неба, в груди не осталось воздуха. Он хотел быть далеко отсюда, но очередная судорога подбросила, заставила впустить внутрь черноту, пропитаться ею.
И он был заблудившейся мыслью, занесенной в незнакомый мир. Грезил свободой, мечтал открыть дверь тюрьмы, на которую когда-то согласился сам. Принимал тысячи обликов – мог обернуться зверем, человеком, камнем, ветром. Чужие личины. Чужая земля.
Осколки его звезды упали на континент, и вместе со звездой он раскололся на сотни частей. Ему нужно было время, нужна была сила. Но не хватало голоса – чтобы сказать, рук – чтобы взять, и ног – подойти поближе. Он начал играть с пространством – проникал в людские мысли, строил из обрывков образов дома, родные земли, разрушал, создавал заново. Это вызвало лишь страх. Раньше его не замечали, теперь – намеренно избегали.
А потом пришёл Брутвиг. Первый, кто сумел разглядеть его. Борьбы не было. Был договор. Брутвиг просил безраздельную власть над людьми. А взамен обещал лучших сынов континента. Он согласился. И взял у Брутвига ещё кое-что – сделал внутреннюю сущность кнежа своим внешним обликом. Остатки родной звезды обнесли высокими стенами. А его стали звать Зверем.
Первого зверя не видел никто. Но второй и третий, а потом двойники по всему континенту, уже обладали сильным смертоносным телом, вылепленным из страха и ярости дворянских сынов. Он пил юные жизни, жадно глотал знания и отдавал взамен то, что каждый заслуживал. Достойные выходили живыми, но оставляли свою силу и уносили частичку его самого. У слабых нечего было брать, кроме страха, – тех юношей он убивал, смакуя предсмертный ужас. Кто бы ни выиграл, Зверь выживал. Как можно убить то, чего нет? Чёрная тень большого хищника растворялась в пространстве замка – двойник исчезал до следующего героя.
Он был доволен и сыт. И начал забывать, как сюда попал. Сражения приносили неведомое раньше наслаждение. У него было непобедимое тело, он мог двигаться, чувствовать, жить. Мог всё, кроме одного – вырваться на волю. Тоска по родине стёрлась, осталась тупая боль запертого в клетку существа. Он гасил в себе эту боль. Ради чужой силы, в которой нуждался теперь больше, чем когда-то Брутвиг в его помощи.
Но однажды чужая сила отравила Зверя. Юноша в замке под Костэ сумел его ранить. Он сделал то, что не делал никто – перестал защищаться. Привыкший жить злобой, Зверь почувствовал себя неуютно и пропустил удар. Юноша оказался слишком хорош, и Зверь вдруг испугался за свою шкуру. Которой на самом деле не было.
Сейчас Зверь умирал. Продавленные ребра не давали дышать. Ему было гораздо хуже, чем под Костэ. Он сжился с хищным телом в одно. Стал слишком ранимым и слишком настоящим.
Выдох вырвался из груди вместе с криком. Ярмир напрягся, отчаянным рывком сбросил с себя полуживую тушу. Пошатываясь, поднялся на ноги, подобрал меч.
Голова гудела от чужих мыслей. Чужих ли? Сейчас он сомневался, что знает, кто он. Может, зверь. Может, человек. Или то существо со звёзд, что грезит о свободе.
Зверь лежал на боку, тяжело дышал. Осталась мелочь – занести меч и отрубить твари голову.
Зверь повернул морду, встретил его взгляд, как встречают удар клинка.