Горизонты внутри нас

Их страсть достигла апогея. Они смотрели на нагие коричневые тела друг друга в каком-то неземном восторге, в радостном предчувствии неправдоподобного наслаждения; это было девственно чистое, отнюдь не плотское предощущение того, что должно было произойти.

Они разделись. Два обнаженных тела, снедаемых желанием, безрассудных. Они скользнули в объятия друг-друга, переплелись, слились…

Вдруг послышался какой-то шум. Тяжелая поступь. Крик, оскорбления, непристойная брань. Потом все стихло. Два тела застыли в неподвижности. Они узнали знакомый голос. И в следующую же минуту раздался стук в дверь — грубый, настойчивый, бесцеремонный, дикий.

В дверь барабанили кулаками, ногами, наваливались на нее плечом, сопровождая все это грозными выкриками:

— Выходите! Я знаю, что вы там. Выходите, я убью вас!

Ифейинва с Омово растерялись.

— Выходите, или я вышибу эту проклятую дверь! Я видел, как вы сюда входили! Видел!

Привлеченные шумом жители окрестных домов набросились на него с руганью. Какая-то женщина твердила, что это комната ее дяди и он не имеет права так колотить в дверь. Кто-то пригрозил вызвать полицию, а еще кто-то предложил выпить по-хорошему и таким образом уладить дело. Мало-помалу перебранка утихла. Вместе с ней смолкла и тяжелая поступь Такпо.

Плоть остыла и не рождала импульсов от соприкосновения с другой плотью; восторженный трепет перерос во всесокрушающий страх. На Омово нахлынула тоска, он снова ощутил уже знакомое ему чувство, когда нечто только что было здесь, а в следующую секунду исчезло и больше здесь не присутствует; безжизненная пустота комнаты его угнетала. Крашеные стены сдвигались к центру, все больше и больше сжимая пространство, и в этом молчаливом замкнутом пространстве, которого, в сущности, и не осталось, перед ним в бешеном темпе проносились, сменяя друг друга, страшные видения.

Они молча оделись, каждый думая о своем. Время тянулось медленно, и это действовало на нервы. Они сели рядом, теперь их разделяла огромная пропасть, холодная и пугающая своей пустотой.

Послышался осторожный стук в дверь и торопливый женский шепот:

— Теперь можно выходить. Он ушел. Поторапливайтесь.

Они ничего не ответили. Посмотрели друг на друга. Поцеловались. И, не сговариваясь, одновременно поднялись. Они открыли дверь. На них пахнуло холодным ветром.

Темнота в коридоре и раскачивающаяся под потолком паутина; и темная, темная, как во чреве, непроглядная ночь. Они еще раз страстно поцеловались; потом она улыбнулась, сбежала по ступенькам вниз и быстро зашагала вдоль темной улицы. Спустя несколько минут и он медленно побрел сквозь ночь. Химера вытянула шею, увенчанную тремя головами, и он окунулся в водоворот бесплодных, путаных мыслей.

Глава двадцать первая

Он шел не разбирая дороги, не ведая, куда идет. Просто шел. Все вокруг было окутано легкой, призрачной дымкой, и дорога, так хорошо ему знакомая, казалась безбрежным, бесформенным порождением фантазии.

Он то и дело оглядывался по сторонам, ища причину испытываемого им беспокойства, и, разумеется, причин было множество.

Внезапно его обдало нестерпимым зловонием, исходившим от машин, очищающих общественные туалеты; потом он различил несколько фигур весьма внушительного роста, хлопотавших возле этих машин. Нижняя часть лица у них была обмотана тканью, что придавало им весьма странный вид, внушающий суеверный страх, словно эти люди совершали какое-то ритуальное действо. Они сносили из близлежащих компаундов к машинам наполненные до краев ведра, сгибаясь и пошатываясь под чудовищным грузом, но при этом в их движениях была некая ритуальная грация. Вонь стояла невообразимая. Прохожие убыстряли шаг, стараясь как можно скорее миновать это место, зажимали носы, отворачивались, заставляя себя не думать о происходящем. Иногда фекалии выплескивались из ведер, и на дороге образовались обильные лужи. К счастью, мух здесь не было.

Несколько мальчишек развлекались тем, что дразнили этих людей с завязанными лицами, распевая злые песенки собственного сочинения, выкрикивали обидные словечки, но достаточно было этим людям остановиться и строго взглянуть на них, как озорники тотчас улепетывали со всех ног. Один мальчуган осмелился даже швырнуть камень в ведро и с громким гиканьем убежал.

Рабочий разозлился и стал бросать в мальчишек песком, отгоняя их прочь. Наклонившись за песком в очередной раз, он потерял равновесие и чуть было не упал. Мальчишки хохотали, отпуская язвительные насмешки. Тогда рабочий взял щетинистую метлу, обмакнул ее в ведро и обрызгал мальчишек нечистотами. Те с визгом бросились врассыпную. Но на этом дело не кончилось. Рабочий, дабы дать выход своему гневу, тяжелой походкой направился к дому, где укрылись его обидчики; при этом чудовищная ноша у него на голове угрожающе раскачивалась.

— Эй, что ты собираешься делать? — спросил один из взрослых, сидевших возле дома. Они потягивали пиво за приятной беседой, не ведая о проделках своих отпрысков.