Горизонты

— Это была Лючок. Я уже и не помню её настоящего имени. Мы звали её просто Лючок. — Я закрыла глаза. — Первого, кто выбывал из игры, всегда арестовывали. А вылететь в тот раз предстояло либо мне, либо ей. Схваченный охраной после наступления комендантского часа проводил три дня в камере или подвергался телесному наказанию. Поэтому мы с Лючком разыграли дополнительную партию, чтобы решить, кто покинет стол первой. Я проиграла.

— Да ну?

— Ага. А затем я начала ныть и канючить, так что она сдалась и согласилась уйти первой. Хотя сделал это весьма тактично. Сказала, что ей нужно в туалет, — пробормотала я с задумчивой улыбкой, от которой вскоре не осталось и следа. — Но у двери оказался неисправен сенсор. И когда она шагнула в проём, он закрыл створку. Убил её… а я избежала неприятностей или обидных сплетен за спиной, — тихо закончила я.

— Стало быть, ты выиграла, — усмехнулся Крупье. — А ставкой была твоя жизнь.

— Я не убивала Лючок, — пробормотала я. — И не желала ей смерти. Она была добра ко мне. Была ближе кого-либо к тому, чтобы называться моей подругой! — выпалила я и продолжила своё восхождение. У меня не было времени на это дерьмо. — Съебись. Меня ждёт важное дело.

Он снова встал у меня на пути.

— Не сомневаюсь. — Крупье помолчал немного, глядя на меня своими почти выражающими жалость пустыми глазницами, а затем спросил полным яда голосом: — Каким было её настоящее имя, Рыбка?

Я вздрогнула, чувствуя, как побежали по щекам горячие слёзы.

— Я не убивала её, — продолжала твердить я, словно мантру.

— Разумеется. Но все, кто тебе помогает, имеют неприятную тенденцию превращаться в хладные трупы, — усмехнулся он в ответ. — Всегда найдётся тот, кто схватит пулю. Вместо тебя.

— Я никогда не хотела этого! — закричала я на него. — Я старалась спасать других!

Опора снова ушла у меня из под ног, и я упала, расправив крылья в попытке сохранить равновесие. Сверху меня накрыло градом обломков, и, закашлявшись, я принялась вытирать запорошенные пылью глаза.

«Это небо мелькнуло там наверху? Я так близко…»

Саркастическая улыбка Крупье сама по себе была мне достойным ответом, но он продолжил, не ведая жалости:

— Несомненно. Ты даже своих врагов не хотела убивать. И просто обращала их в друзей. — Его ухмылка стала ещё шире. — Напомни, чем это оборачивалось для них?

Я вздрогнула, глядя на смерть, поджидающую меня наверху, и прошептала:

— Никто не должен был умирать ради меня…

— Почему? Ты всегда готова была отдать жизнь ради других. Просто у них это выходило чуть лучше. — Он сделал вид, что внимательно осматривает моё тело. — А если поблизости не оказывалось кого-нибудь, готового сделать это, то… гляньте-ка, что можно приобрести за фунт плоти.

Я остановила своё восхождение и пристально взглянула на него, не обращая внимания на мелкие камушки, сыпавшиеся мне в гриву. Он смотрел в ответ с самым уверенным и самодовольным выражением, на который только способен голый череп.

— Кто же ты? Ты вовсе не мой глюк… и не думаю, что Пожиратель…

— Нет? Ну, кто может сказать наверняка? — Крупье снял шляпу. — Если бы я был чем-нибудь… а я этого не утверждаю… ты могла бы называть меня Пустошь, — и он отвесил лёгкий поклон.

— Пустошь? — переспросила я, не сводя с него взгляда.

— Опустошение. Потеря. Боль и страдание. Я настигаю вас… каждого из вас, и превращаю вашу жизнь в ад на земле. Ломаю вас. Рву на части. Наблюдаю, на что вы способны. Как далеко готовы зайти. Где, собственно, ваш предел. — Он показал мне карты, изображающие меня после «Морского Конька». Меня же возле Мэрипони, прямо перед тем, как взорвалась бомба. Гибнущую Башню Шедоуболтов. — Но ты… Блекджек… ты пони, которая должна была сгинуть сотни раз. Я пытался, снова и снова… но так и не смог разделаться с тобой.

— Меня не просто прикончить, — ответила я, прищурив взгляд.

— Мне не нужно убивать тебя, чтобы остановить, — произнёс со смехом Крупье. — Хотя, рано или поздно, я разделаюсь со всеми. С каждым из вас. Думаешь, я просто пустынная местность? Я везде. В Райских Кущах и Флэнке. В небесах Анклава и в глубинах твоего стойла. Везде, где царит бесчестье, честолюбие, алчность и бессердечность. Я был здесь до войны, и продолжу существовать, какую бы «цивилизацию» вы ни воздвигли, потому что убийства и коррупция, ненависть и нетерпимость… они никогда не меняются. — Он прижал костлявое копыто к своей груди. — И по какой-то причине, народ любит меня.

— Только не я, — прошипела я в ответ.