Горькая дольче вита

Егор кивнул официанту. Тот откупорил бутылку, разлил шампанское по бокалам и испарился, оставив их вдвоем.

– За что будем пить? – спросил он, разглядывая игристое вино на свет.

– Не знаю, – пожала плечами Настя, завороженно глядя на море. Ветер стих, волны успокоились, солнце заходило, окрашивая море и небо в малиновый цвет.

– И я не знаю. Глупо как-то. У нас свадебный ужин, а мы не знаем, за что пить, – усмехнулся он.

– Не у нас, а у тебя. Можем выпить за вас с Ханной? Пусть поправляется поскорее, и все будет хорошо.

– Она не поправится. Ничего хорошего больше не будет… – тихо сказал Егор, и в его словах прозвучала такая обреченность, что у Насти сердце кольнуло от жалости. Она хотела возразить, сказать, что нет ничего невозможного, если любишь. Егор не дал возможности, приложив палец к ее губам. – Лучше давай за тебя выпьем. Будь счастлива, ладно? – шепнул он и прикоснулся своим бокалом к ее.

Шампанское оказалось божественно вкусным. Настя планировала лишь пригубить напиток, но не заметила, как выпила бокал до дна. Игристое вино быстро ударило в голову. Стало хорошо, легко и спокойно. Вечер казался волшебным, а сердце танцевало вальс. Такое случается, когда любовь шепчет в ухо всякие нежности. С чего бы это вдруг?

Она откинулась на спинку кресла и расслабилась. Так не хотелось думать о том, что этот волшебный вечер закончится и снова начнется ад, борьба за выживание, в которой никто не выживет! Потому что даже если Настя опередит этого красивого мужчину, который сидит рядом, то ее тоже не станет – жить будет только оболочка. Но она спасет Алешу. Неважно, вернется он или нет – он будет жить, а не погибнет по ее милости. В этом ведь и заключается истинное предназначение любви – оберегать близкого человека.

Ад начался раньше, когда, шурша длинным вечерним платьем, на пляж явилась Соня и бесцеремонно уселась за их столик, хотя сервирован он был на двоих. Ее трескотня заглушала музыку, цикад, тосты явившихся следом друзей Егора и сладкие речи свадебного координатора.

Олег на вечеринке взял на себя роль тамады и безуспешно пытался развеселить публику. Натали, Карамзин и дядя Саша на шутки реагировали вяло, тосты произносили натужно и сосредоточенно напивались за отдельным столом. Весело было только Соне. Про свою диету коллега Егора явно лукавила. Когда начали подавать ужин, Сонечка наворачивала халлуми – вкуснейший сыр, запеченный на гриле, завернутый в лепешку, и азартно дегустировала мезе – блюдо, включающее в себя бесчисленное количество разнообразных закусок, которые старательные официанты метали на столики весь вечер. Егор решил не мудрить и заказал традиционное меню. Хуже было другое: Соня решила осчастливить Настю своим вниманием и принялась задавать каверзные вопросы про тонкости бизнеса, про жизнь в Европе, про родителей.

Натали бдила, внимательно прислушиваясь к вопросам. Когда Настя оказывалась в опасной ситуации, орала: «Горько!» От скользких вопросов удавалось таким образом отвертеться, но Насте от этого становилось не легче – целоваться с Егором было невыносимой мукой. Сначала Егор целовал ее сдержанно, а вскоре снова увлекся! Мало того, дал волю рукам, смещая ладони с талии с каждым поцелуем ниже и ниже. Хуже было другое. Тело против воли откликалось на прикосновения фальшивого мужа. Внизу живота появилось странное томление, приятное и пугающее одновременно. С каждым поцелуем томление нарастало, раскочегаривалось, как печь, словно ей в чрево подбрасывали дров. Его губы и язык, его запах, близость, горячие руки, ласкающие ее тело, волновали и сводили с ума. Настя вдруг с ужасом поняла, что хочет его, черт возьми! Вожделеет человека, который планирует сегодня ночью отправить ее на тот свет. Мужчину, которого сама обязана убить ради своего любимого. Какого хрена!

Натали явно просекла ее состояние и кричать «Горько» перестала, но остальные гости к тому моменту так хорошо приняли на грудь, что без «поддержки» они не остались. Даже Сонечка, которой явно их поцелуи радости не доставляли, с азартом выкрикивала это страшное слово и считала продолжительность поцелуя.

Дядя Саша разошелся, ржал невпопад, как сивый мерин, пошло шутил, подкатывал к Сонечке и много пил. Безучастным оставался только Карамзин. В их сторону он даже не смотрел, отстраненно ковырялся в своей тарелке, изредка бросая печальные взгляды на Натали. «Бедный, – с сочувствием думала Настя. – В этой жизни нет ничего хуже неразделенной любви».

Горячее Егор предложил выбрать каждому на свой вкус. Сонечка заказала стейк. Несчастная, видимо, сильно наголодалась на диете.

Настя от еды воздержалась, но, когда перед Соней поставили тарелку, пожалела, что не заказала мясо. Есть ей по-прежнему не хотелось. Настю интересовал не сочный стейк, а острый нож, который выдали Сонечке в качестве прибора. Узкое лезвие, изогнутая кромка, ровный обух – нож блестел в лунном свете и приковывал взгляд. Это был не просто тесак для мяса, а ее возможное спасение.