Установить точно, когда была создана сельская управа сейчас невозможно, во главе её стоял староста, который выбирался сельским сходом. Разумеется, был и писарь, а вот кто были первыми, об этом уже ни каких сведений не найти. Управа была в здании в две комнаты, когда - то специально построеном, называемое сборней. В первой комнате, за грубо сколоченным деревянным столом, в переднем углу, сидел староста, вторая была перегорожена досчатой перегородкой, в той, что с окнами, работал писарь. Тут же стояли два шкафа, набитые разными канцелярскими книгами, бланками, делами, архивом за десятки лет. Во второй половине была каталажка. К году моего рождения, то - есть к 1903, здание сборни уже было ветхим. Рядом с ним такое же ветхое здание молельной, где наездом совершал обряды поп. Книги с записями о рождении находились или в молельной, или в сельской управе, но когда была построена церковь, то их передали туда. А когда церковь разрушили, то и записи о рождении все выкинули. Этим общественным зданиям уже в те годы было не менее полувека. Во главе деревни был староста, в каждом краю по одному сотскому, по два десятских. Отдельно полесовщик, который должен следить за порубкой леса для постройки и на дрова, выдавал лесобилеты, составлял акты на самовольных порубщиков.
В Тележихе вплоть до переворота 1917 года существовала неизменная структура из восьми выборных начальников. Ни кто из них никакой платы не получал, после своего срока они переизбирались. Для ведения делопроизводства нанимался писарь, он получал помесячную плату, кроме которой, ему разрешено было один раз в год проводить подворный добровольный сбор. Эти подачки превышали всякое жалование. Был ещё десятник для оповещения граждан на сход или по вызову старосты. Он назначался по очереди без всякой оплаты. Многие нанимали за себя, так как десятник должен всегда находиться на сборне, там и ночевать.
В обязанности управы входило своевременно решать на сельском сходе все вопросы, касающиеся жизни села. Тут и городьба и ремонт паскотины, поправка дорог, постройка, и починка мостов, передел покосов, определение штрафа за самовольную порубку леса, противопожарная безопасность, засыпка страхового семенного фонда и определение выдаваемых ссуд зерна на посев, о потравах, разбор жалоб по семейным разделам, обсуждение антиобщественных поступков, вынесение на виновных отпорных приговоров, приём на жительство из других мест и много, много другого. По всем вопросам существовал определённый свод законов и правил, как писаных, так и не писаных. Например, если хозяин своевременно не загородил свой участок паскотины, или городьбу сломал скот и вырвался на чьи - то полосы, то потраву взыскивали не с владельца скота, а с хозяина участка паскотины, на котором это произошло. Зная это, каждый в столбы или прочные колья загораживал не менее как в семь - восемь жердей. Покосы десятилетиями были закреплены за конкретными хозяевами. Кому не хватало, или вновь приехавшим, комиссия отводила свободные. Некоторые семьи занимали лога по двадцать - тридцать десятин. На сельском сходе обязательно выносили решение, с какого времени рвать по забокам хмель, брать черёмуху и бить кедровые шишки. Следил за этим лесообъездчик. Если кто - либо будет пойман, то налагали штраф и срамили на сходе. Но этот общественный закон всё равно нарушали, более всего приезжие, ни когда не видевшие, как всё это растёт. В мелкое начальство избирали в порядке очереди, подворно, старосту же выбирали из людей состоятельных и, разумеется, не пустобрёхов.
Бичём всех сёл были пожары. Пустоши пахали после того, как спалят траву на полосе, отсюда огонь перебрасывался на гору, на сухую траву, в лес и пошло, поехало на десятки километров во все стороны. Выжигали траву и на покосах, Часто горела Баданка, Мохнатая сопка, горы Панова и Пролетного.
Были в селе и пакостники, которые обкрадывали погреба, но кража со взломом, на моей памяти была только одна у Пахома Поломошнова увезли несколько кадей мёда и выделанные овчины. Да ещё до первой империалистической, молодые парни Яшка Перевалов, Максим Паклин, Ванька Уфимцев и ещё двоих не помню, обокрали погреб Михея Шадрина и сбежали из села, нашли их в Куягане и доставили домой, на сходе пакостников драли, а родителей всячески срамили. Но такие случаи были единичны в десятки лет.
Для получения разрешения на жительство новосёлы писали заявление старосте, готовили вина, и вот на сходе староста объявлял:
- Вот, почтенные, в этой гумаге просится на жительство в наше обчество такой - то, так как решим, чо скажем ему. И начинались разные вопросы и в заключение заявляли:
- Пусть ставит ведро вина и живёт, места хватит. И проситель новосёл ставит на стол уже приготовленное вино и низко кланяется всему сходу, а старосте с писарем на особицу. Но такой порядок был только до семнадцатого года.