К привезенным Фефелову и Борисову, сразу же вызвали Анатолия Бронникова. Раны были серьезными, требовалась не только простая перевязка, а хирургическая операция. Решено было увезти их в вершину речки Тележихи, выше пасеки Лубягина, и там оперировать и лечить. Анатолий Иванович отдал Борисову свой на меху теплый пиджак (т.к. в горах было холодно), бритвой вырезал засевшую в боку пулю. Тем же инструментом пришлось оперировать и Фефелова и зашивать простой иголкой и ниткой смоченной в йоде. Бронникову надо было ходить в Будачиху к раненым, делать им перевязки, на бинты разорвали несколько простыней. Очень плохо было туда попадать через холодные броды, по бурелому и россыпям. Ужасно болели ревматические ноги. С Бащелакского фронта каждую ночь, приезжали или приходили пешком раненые и больные, большинство из них уходили в Будачиху, в надежное укрытие. Всем им надо оказывать медицинскую помощь, и эта обязанность легла на Анатолия Ивановича. Об этом лазарете знали не многие, не зная дороги, попасть туда не возможно.
Пошли слухи, что с фронта многие самовольно уезжают, от властей, мол, есть призывы к партизанам, чтоб расходились по домам и работали мирно, что никто их трогать не будет, нужно только сдать оружие. На эту удочку попались единицы. Некоторые из них жили дома, многие скрывались в Пролетном логу на пасеке Колесникова Игнатия. О том, что там проживают какие-то партизаны, он знал, но кто и откуда - ему неизвестно. Сам же туда ехать боялся - могут убить.
Рядом с ним жил старик Иван Черданцев. Он всегда помогал Игнатию в хозяйственных делах, часто наведывался и на пасеку. Поехал туда и в этот раз, а там действительно оказалось несколько десятков человек. В числе этих, сбежавших с фронта, был и его сын Софон Черданцев. Старик обнаружил несколько вырезанных пчелинных колод и стал партизан ругать. Его убили и закопали, говорят, не без участия сына. Через двое суток после этого события, рано утром в село приехал Серебренников с карательным отрядом. Созвали сход, но мужиков пришло мало. Самозванный староста Колесников пожаловался начальнику, что какие-то люди, называющие себя партизанами, живут на его пасеке, разоряют пчел и убили его сторожа.
Серебренников потребовал дать ему провожатого, знающего туда дорогу. Колесников согласился поехать с ними сам. Но ни у кого дома не было коней. Кто-то сказал, что у Анатолия Бронникова есть лошадь. Отряд в сопровождении пешего Игнатия от сборни двинулся через мост и остановился возле дома Бронникова. Вызвали хозяина. Анатолий Иванович отвязал коня и передал Колесникову, только сказал, что седла у него вообще нет. Так, на незаседланной лошади тот повел карателей в верхний край села. А Серебренников, подозвав к себе Бронникова, стал расспрашивать о якобы организованном в селе госпитале, в котором много раненых, и что, по имеющимся сведениям, он их лечит. Но Анатолий Иванович категорически опроверг эти слухи. Поверил ли этому каратель, неизвестно, но что они между собой разговаривали, видели многие. Они по-своему все поняли, подумав, наверное, что Анатолий Иванович связан с белыми. Вот это предположительное "наверное" стало превращаться в "достоверно". В таком виде оно дошло до партизан. А подлило масло в огонь то, что на очень приметном бронниковском коне, которого знали все в селе, ехал с отрядом Колесников. Значит и Бронников с ними заодно, ведь лошадь-то его. Именно этот случай, а не какой-либо другой, привел впоследствии к трагедии для семьи Бронникова.
Добраться до пасеки карателям не удалось: при подъеме на Веселенькое, из леса Кисленной сопки отряд был обстрелян и вернулся обратно и в тот же день, не наделав никаких пакостей, уехал в Солонешное. Старосте было строго наказано собрать сход, добиться сдачи всего оружия и отправить его в волость.