Горькая новь

Без льна так же не обходилось ни одно хозяйство. А как он красиво цветёт! Светло - синие густые мелкие лепестки на верхушках стеблей, умытые утренней росой, слегка покачиваясь, словно улыбаются. Таким он остаётся на весь день в пасмурную и дождливую погоду, но в солнечный день его цветочки закрываются. Мой отец любил ранним утром рассматривать этот живой ковёр, из узкой и длинной полоски, как будто нарисованной художником. Такие же крашеные ленточки на соседних полосках. Но рвать лён, когда он вызреет - это была самая грязная, в наклон работа. Ведь его рвали всегда в дождливую погоду, когда нельзя жать и убирать хлеб. Вырванный, головками в одну сторону, расстилали тонким слоем где - либо на отаву. Место, где постелен лён, для нас пастушков, было заповедно. Угоняй от сюда скотинку подальше, иначе наживёшь беды. Вот уж когда уберут со всех полей хлеб и поснимают вылежавшийся лён, коровьи охранники меньше следят за стадом. Свезут лён домой, тогда начинается трудоёмкая и пыльная работа. Сначала женщины сушат лён в банях и на моей памяти не один десяток бань, в том числе и наша, сгорела вместе со льном от недосмотра. Конечно, за это всегда винили баб. Высохший лен мяли, то - есть отделяли волокно от кострики. Потом трепали специально сделанными трепалами, После этого чесали на железных щётках. В зависимости от вида обработки куделю называли: отрепи, изгреби, пачеси и оставшееся чистое волокно. Пряли в ручную, перекручивали всё волокно женщины от семи лет и до старости. Пряли днём, пряли, при лампе ночью, пряли и в темноте. Пряжу из одинаковой кудели отдельно сматывали на пятичетвертовое мотовило, с которого снимали в полмотках. Иногда пряжу красили в нужный цвет. Потом развивали на воробах основу на стан для тканья. Устанавливали в комнате ткацкий станок, называемый кроснами. Ткали в две, в четыре и даже в двенадцать ниченок, красиво с узором, но чаще всего простой белый холст. А вытканный его надо было несколько раз мыть на реке да колотить вальком, да расстилать в огородах, чтобы отбеливался. И только потом шили нужные вещи Ходили с прялками и кума к куме и девки к своим подружкам. Вот приходят с прялками на весь день к куме Александре \ это к моей маме\ кума Евгения, кума Настасья, кума Кристина, да кума Елена, да кума Василиса. И наберётся этих кум до десятка, а то и больше. Хохот, говор, одна другую перебивают, не поймёшь, кто и что говорит. Косточки всей деревне перемоют, обо всё посплетничают.

Рассказывает кума Елена: - Прибегает ко мне Сонька, Аганькина сестра ей по секрету сказала, что с моим Ванюшкой сговорились вечером встретиться на гумне у Нехая. А у неё возьми да Егор приехай с мельницы, ну Аганюшка силь - виль да от мужа - то не ускочишь. Подходит урочный час, мой сидит и ногами сучит. А я и говорю ему, что снесу сито к Акулине, он знает - когда мы с ней встречаемся, то меньше часа не судачим. Я за дверь и через заборы напрямую на гумно к Нехаю. Уже темненько так было. Сижу, жду, а у самой сердце вот - вот выскочит. Слышу топ - топ и тихонько спрашивает: ты здесь, я тоже тихонько говорю - ага. А самою начал смех разбирать, не знаю, как утерпела. Ну, сделали мы своё дело, а я возьми да его укуси, да больно так, он зашипел, но стерпел. Ну, ты мол, подожди, я вперёд пойду. Подождала не много, прихожу домой, мой кобель делает вид, что уже спит. Утром спрашиваю, чё ето у тебя на шее. И тут не вытерпела и захохотала, да ему все и рассказала. Он разъярился, норовил мне по морде съездить, а потом тоже очень долго хохотал. Бабы смеялись, и каждая примеривала этот случай на свой лад.

Наверное, каждая из них дома больше бы напряла, чем на этих посиделках. Но пряжа была только поводом. Делали и так называемые, супрядки - это когда приходило несколько соседок и родственниц, и было это сродни помочам. За эту помощь хозяйка отводила в тот же вечер или в другой, стол с выпивкой. Прядильщицы приводили с собой на званый, заработанный вечер своих мужей.

* * *

Молотьба - завершающий этап всех трудовых процессов хлебороба. Ждёт мужик санного пути с морозцем, так как время для молотьбы - зима. Мой дедушка по отцу любил всё делать прочно и красиво. На сложенные им клади снопов, у самой дороги в половине горы Язёвского седла, проезжавшие мимо люди, всегда засматривались, удивлялись и хвалили: "Ну и мастер же Селивёрст, его клади словно смеются". А через дорогу свои клади делал тоже мой дедушка по матери, Родион, но разница в укладке была большая, уж той прямоты и ровности стен не было. Если бы посмотрели вы тогда на клади Василия Белькова или Ивана Чембулаткина и некоторых других горе - хзяев, то непременно бы улыбнулись. И вкось и вкривь, и сплошные карнизы. Но, надо отдать должное, хлеба у Белькова всегда были полные амбары, да и Чембулаткины не бедовали.