Кантор покачал головой и в ответ на вопросительную мимику полицейского сказал, что никакого композитора на самом деле не существует.
— В таком случае, для чего вы столь часто посещаете Ареццо?
В затуманившихся глазах Шеффре мелькнуло раздражение, он взглянул исподлобья:
— Почему я должен рассказывать вам о личном, если оно никак не относится к делу?
— Относится. И в первую очередь это необходимо вам самому: только тот, к кому вы приезжали в тех числах июля, может подтвердить ваше присутствие в Ареццо, когда поблизости, в Сиене, произошло характерное убийство. Итак?..
Шеффре сжал губы, прикусил нижнюю, подумал и неохотно отозвался:
— Это женщина.
— У нее есть имя?
— Да. Синьора Консолетта-Лучиана делла Джиордано.
— Кем она доводится вам?
— Послушайте! — во взоре кантора отчетливо сверкнула молния, и глаза потеряли остатки цвета.
Кваттрочи сдался:
— Хорошо, мы выясним это сами. А вам было бы на пользу сотрудничество с нами, а не противостояние, коль скоро уж вы невиновны.
— Я хотел бы сам определять для себя меру пользы и вреда в том или ином вопросе, — отрезал арестованный.
Непростая штучка этот учитель музыки, подумал начальник Барджелло, глядя на него через стол. Да Виенна был прав: он из знатных, это видно по всем замашкам, но только что делает дворянин-венецианец во флорентийском приюте для беспризорников? И еще: кому как не преподавателю вокала, знающему всё о речевом аппарате, владеть способом лишения жертвы голоса? Вот еще один довод в пользу обвинения, один из многих. Можно вспомнить и убийство музыканта Альфредо Сарто, во время процесса над которым Шеффре отказался замолвить за него словечко, что впоследствии привело к конфликту с супругой Альфредо, произошедшему, как говорят свидетели, на глазах у многих гостей доньи Мариано. Сюда же — и несовпадение показаний мужа Эртемизы Чентилеццки с показаниями кантора относительно стычки с грабителями в ночь убийства ареттинца Густаво Ферруссио — выходило, что Шеффре попросту придумал их с Пьерантонио внезапного спасителя. Все это бесконечно подозрительно и, конечно же, требует самых тщательных разбирательств.
— Я не возражаю. Но мой долг — уведомить, что если мы с вами не найдем способ опровергнуть предъявленные вам обвинения, вас ждет плаха. Я не шучу.
— Почему я должен опровергать всю эту несуразную чушь? По-моему, заниматься этим должен тот, в чью голову она вступила — а для начала найти убедительные доказательства моей вины.
— Это логично, однако косвенных улик более чем достаточно, поэтому вы остаетесь под подозрением.
— Воля ваша.
Горько усмехнувшись, кантор отвернулся и стал смотреть в окно на башню соседней церкви. Кваттрочи удрученно фыркнул, бросил перо на стол и в ответ на взгляд секретаря развел руками. Если следствие стараниями упрямца зайдет в тупик, церковь будет настаивать на пытках, а поскольку аристократическое происхождение Шеффре под большим вопросом, острастка будет применена в полной мере — как к простолюдину.
В кабинет постучались, и вошел да Виенна, сочувственно покосившись на приятеля.
— Здесь допрос слуги, — негромко сообщил он, кладя лист бумаги перед начальником, и удалился.
Кваттрочи пробежался глазами по строчкам записи.
— Ваш слуга утверждает, что минувшей ночью вы находились дома.
— Разумеется, поскольку минувшей ночью я находился дома, — безразлично пожал плечами Шеффре, не отрываясь от созерцания облаков над церковью Бадия.
— Слова слуги не являются надежным свидетельством: у хозяина достаточно возможностей заставить слугу молчать или говорить то, что приказано.
— Тогда я не знаю, что вам ответить.
— Нужно слово человека, не находящегося под вашим влиянием. Стефано сказал, что вчера у вас… в гостях, простите… была дама. Он не знает ее имени, и если вы…
— Нет, черт возьми! Нет, и довольно уже об этом! — окончательно взъярился музыкант, стукнув кулаком по столу, и вскочил с места.
В кабинет тут же ввалились два конвоира, но Кваттрочи отмахнулся от них, и они покорно ушли.
— Ну как пожелаете. «Воля ваша», — передразнивая недавние слова Шеффре, вздохнул начальник. — Надеюсь, посидев в камере и хорошенько подумав, вы примете более разумное решение. А мы тем временем узнаем о вас хоть что-то, что сможет или спасти вас, или, наоборот, обличить в остальных преступлениях. Ступайте.
Перед тем как шагнуть за дверь, на пороге кантор сцепил руки за спиной. Кваттрочи и секретарь переглянулись.
— Черт его знает что! — прихлопнув папкой с делом «Биажио» надоедливую муху, битый час донимавшую своим зудением всех обитателей комнаты, проронил начальник.