Горькая полынь моей памяти (СИ)

  Впрочем, обманывай себя – не обманывай, а не думать о Равиле у Каримы не получалось. Мысли то и дело возвращались в тот майский день, а потом и к короткому диалогу у кабинета отца. И главное, какой вопрос хотел задать Равиль? А если хотел, почему не задал? Надо бы успокоиться, забыть об истории в парке, о Равиле, о буравящем, прошивающем насквозь взгляде, но не получалось.

  С утра мама была не в настроении. У Алсу и Назара вовсю шли летние каникулы, они успевали перевернуть вверх дном две свои комнаты и зал ещё до завтрака, схлопотать от родителей, а к обеду несколько раз подраться. И так каждый день. Любая мать сойдёт с ума с такими неугомонными погодками, даже такая терпеливая, как их. Динар умудрился подхватить простуду, и это летом-то! Скоро должен был приехать Дамир из Америки, несколько лет торчал там безвылазно, а дома стоял настоящий бедлам, неудивительно, что мама нервничала.

  Впрочем, может, дело не в этом, может, из-за того, что папа не ночевал дома? Сказал, что останется в городе, у друзей, чтобы не возвращаться домой на такси, планировал выпить. Вот только Арслан Файзулин не употреблял алкоголь, и все это знали, как и то, у каких «друзей» он оставался время от времени.

  Был выходной день, накануне мама пообещала свозить Кариму в город, нужно было забрать платье на выпускной из ателье, но увидев настроение родительницы, девушка решила не напоминать. Лучше пересидеть бурю где-нибудь в уголке. На самом деле Зарима редко ругалась на детей, кажется, она и голоса повышать не умела, всегда хватало взгляда или поднятой в недоумении брови, чтобы провинившийся понимал, что он виноват, но Карима всё равно в то утро избегала встречи с мамой. Она безумно боялась увидеть в её глазах слёзы или грусть…

  Что тогда делать Кариме? Что говорить? Имеет ли она право на недовольство или жалость? Или злость на отца… Девушке совсем не хотелось отвечать себе на подобные вопросы. Она отчаянно завидовала Алсу и Назару, чьи переживания сводились к ежечасной ругани, а потом дружбе, да такой, что водой не разольёшь.

  Карима потолклась на кухне, помыла фасады мебели, натёрла до блеска кафельный фартук, отмыла плиту и духовку так, что от новой не отличишь, перетёрла стаканы в шкафчике, полы вымыла руками, потом во всём доме, тоже руками… а время и к обеду не подошло. Посидела у эби, вызвалась помочь, но и та маялась от безделья, медленно перематывая клубки шерсти. Зимой будет вязать носки, шарфы, шали. Эби говорила, что удивить ей родных подарками сложно, а вот носочки всегда пригодятся, а умрёт она – память у людей останется.

  Намаявшись от неясной тревоги, повисшей в доме угнетающей атмосферы, Карима отправилась в огород. Что ещё делать? Сорняки всегда найдутся, будет пропалывать все подряд грядки, а там и время обеда придёт, а лучше сразу ужина и сна. Закроется в своей комнате, скажет, что читает заданную на лето литературу, и никто её тревожить не станет.

  Солнце стояло в зените, жарко стало невыносимо. Карима надела широкополую шляпу, а домашние брюки наоборот сняла, сменив их на коротенькие спортивные шорты и майку. Раскорячившись в неудобной позе, Карима выискивала сорняки и дёргала их по одному, с корнем, так же хотелось с корнем вырвать тревогу из своего сердца или хотя бы разобраться, откуда она. Что тому причина? Мамино настроение, отсутствие отца или… всё-таки Юнусов Равиль? Уж себе-то можно признаться.

– Привет, – раздалось сверху. Лёгок на помине! Карима от неожиданности покачнулась, а потом и вовсе приземлилась коленками на грядку, еле успев выставить вперёд руки, но была перехвачена за талию сильной рукой Равиля и водружена в исходную позицию. – Осторожней, - со смехом проговорил мужчина, в глазах девушки Юнусов Равиль – не парень, а мужчина.

  Она скосила глаза в его сторону, тут же вспыхнула, сообразив, что мало того, что вид у неё невзрачный, так ещё и откровенный. Шорты по длине ей стали малы ещё прошлым летом! Попа ещё помещалась, Карима в рост пошла, а вот по длине еле-еле ягодицы прикрывали. Это когда стоишь, а она нагнулась, раскорячилась над грядкой. И майка… Всевышний! Почему Равиль всегда застаёт её в каком-нибудь непристойном виде?!

  Почему-то забылось, что ещё зимой она спокойно сидела при нём в зале, смотря фильм, и лопала чипсы, которые он же принёс. И надета была на ней пижама, состоящая из шорт и футболки, конечно, пристойней, но пижама же! Правда, когда зашла мама и цыкнула на дочь, та мгновенно убежала, но стыда не испытывала, только страх, что мама отчитает. А сейчас…

  – Привет, – пробормотала Карима, пытаясь сообразить, как правильней поступить.

  Убежать переодеваться или сделать вид, что ничего особенного не происходит? Она, в конце концов, у себя дома грядки пропалывает. Огород на задах дома находится, сюда посторонние не заходят, только свои. А из своих только родители, эби, да младшие. Им дела нет, в каких шортах Карима сорняки рвёт.

  Равиль тем временем продолжал сидеть рядом, на корточках, и буравить девушку взглядом, не опускавшимся ниже лица.