Горькая полынь моей памяти (СИ)

  Дамир тогда не веселился, он не был способен на веселье, даже обычная улыбка, из вежливости, давалась ему с огромным трудом. В то время он мало спал, плохо ел, его круг общения был максимально ограничен. Он жил в городе, домой приезжал только ради эби, с которой мог молчать часами, позволяя старческим сухим рукам гладить его по голове, как маленького, запутавшегося мальчика, чтобы снова уехать из дома. Видеть каких-то людей, встречаться с какими-то женщинами и просыпаться в кошмарах от васильковых всполохов во сне.

  А Натка вышла замуж за этого Алёшу, хоть он и не Равиль. Иванушкина-старшая сильно гордилась этим фактом, ходила по селу как королева, не забывая в каждом разговоре вставить словечко про законного зятя. Законного!

  Вскоре этот законный показал себя во всей «красе», поколачивая не только жену, но и тёщу. Судачили – было за что Натку бить, не гибкая она, не ласковая, да и шаболда, сколько лет с Юнусовым сожительствовала. Дамира передёргивало каждый раз, когда доходили слухи о побоях Иванушкиной.

  Что случилось в тот раз, когда Равиль был у родителей, доподлинно Дамир не знал. Карима осталась дома, ни в какую не хотела везти трёхмесячного Ирека, а мужу поездку отложить было невозможно. В тот раз Равиль вернулся к Чёрному морю на сутки раньше, первый и последний раз соврав Кариме, что пришлось отправиться в командировку. Привёл Натку к Дамиру, чтобы пожила, пока он решает проблемы бывшей любовницы. Тогда он даже вопросов задавать не стал. С таким лицом Иванушкиной только в социальной рекламе об абьюзе сниматься, а не квартиру снимать или в гостинице жить.

  Самым страшным был даже не синяк на половину лица и руки в чёрных гематомах, а реакции Натки. Она дёргалась от всего: громкого звука телевизора, тихих шагов Дамира по квартире, сигнала кофе-машины. Сжималась в комочек, закрывала голову руками и жмурилась изо всех сил.

  Происходящее не укладывалось в голове у Дамира. Мужья бьют жён – такова суровая действительность местности, где жили Файзулины, особенно, если муж пьющий, но в своей семье он подобного не видел никогда. Отец голоса не повышал на мать, а чтобы ударить… Дамир не мог представить такого никогда в жизни. А уж вообразить, что именно Натка Иванушкина – всегда независимая, резкая в суждениях, манерах, с характером скорее мужским, чем мягким женским, окажется битой, и вовсе не смог бы.

  Возвращаться Натке было некуда. Муженёк не только избил её до сотрясения мозга, но и спалил квартиру, по пути захватив соседские, и хоть было это статьёй уголовного кодекса, отделался простым штрафом, на какие бы рычаги ни давил Юнусов. Продать покрытые сажей стены, воняющие на всю округу гарью, было невозможно даже за бесценок, а делать ремонт бессмысленно – вложения не оправдают прибыль от продажи. Возвращаться в город, где по улицам ходит Алёша, Натка не могла, да никто этого и не ждал.

  Так и осталась Иванушкина в южном городке, синяки сошли, устроилась в городскую больницу, снимала жильё. Вот только квартиру, в которой жила теперь женщина, не мог себе позволить рядовой педиатр.

  Учитывая, какими по-щенячьи преданными глазами смотрела Натка на Равиля, несчастные два раза – практически подвиг. Сраный обет целомудрия. Дамир был уверен совсем в другом… Да только Кариме от этого не легче, да и прав друг – даже если бы не было ничего, для Каримы достаточно факта – Иванушкина в этом же городе.

Глава 29

Дамир. Наши дни. Южное побережье

  Дамир держал на коленях Ирека, слегка покачивая племянника, вспомнив присказку из детства: «По кочкам, по кочкам». Мальчик закатывался в довольном смехе, это помогало не сойти с ума.

  Эля. Эля. Эля! В этом же городе. Здесь. Руку протяни. Вот она, рядом! Кто, интересно, в здравом уме и твёрдой памяти станет протягивать руку гремучей змее? Точно не Дамир Файзулин, уже имевший неосторожность прикоснуться к ней.

  Но. Эля! Эля! Эля! Безумие! Судьба? Злой рок? Умысел? Промысел?

  – Послушай, – Равиль спустился от Каримы, хмурый, как никогда. Видимо, сестра была настроена решительно. – Ты всё равно узнаешь, – он подхватил потянувшегося к нему Ирека, закрыв на секунду глаза, словно впитывал в себя ощущение собственного ребёнка на руках. – Я навёл кое-какие справки об Эле…

  Дамир приподнял бровь, не в силах скрыть удивление.

  – Ничего особенного не узнал, – отмахнулся Равиль. – Не до того было. Но. Она на Калинина живёт. Жила. В том районе сель час назад сошёл. Только что сказали, у Каримы телевизор в спальне - жители эвакуированы, несколько домов снесло под чистую. Есть погибшие, пропавшие без вести.

  Дом Юнусовых стоял на возвышенности, шторм не прошёл мимо зелёного особняка, деревья на участке гнулись, ливень с остервенением бился в окна и по крыше, но внутренняя гроза жильцов дома интересовала сильнее, чем внешняя. Непогоде снаружи не придали значение.

  – Где она сейчас? – всё, что ответил Дамир.

  – Не знаю. Снимала дом на Калинина, двадцать три.