Он заказал ужин в ресторане, они быстро поели, в гробовом молчании. Дамир не знал, что говорить, забыл слова, буквы, звуки, он дышал горечью. Полной грудью, на полную мощь, всеми лёгкими. Чувствовал, чувствовал, чувствовал жизнь в каждой клетке тела. Жизнь, отравленную горечью, ядом, отчаянием, горем, но жизнь… И море было в окне тёмное, гнетущее, пугающе живое.
Лишь Серафима громко стучала вилкой, с аппетитом жуя карбонару, а потом и пирожное с чаем.
– Что такое карбонара? – спросила девочка, пугая васильковым взглядом. Тот самый, не битый жестокими реалиями взгляд, который видел Дамир на берегу полноводной, неспешной Волги.
– Макароны с колбасой, – как смог, объяснил он.
– Тогда буду, – Серафима кивнула и уселась ждать, когда привезут ужин. А потом показала, что слов на ветер не бросает, с аппетитом съела всю порцию, отхватив ещё немного маминой.
– А это кто? – девочка показала на фотографию семьи Дамира, со свадьбы Каримы. Дамир не был сентиментальным, в момент, когда делалось фото, он мало что чувствовал. Лали поместила карточку в рамку и поставила на видное место – дань семейственности и уважению старших. Дамир не вмешивался.
– Это моя сестра, это мама, это эби, бабушка, – объяснил он для Серафимы, – а это мой папа, – спокойно говорил Дамир, наблюдая за любопытным синим взглядом.
– А мой папа умер, – отозвалась Серафима. – Он был русским лётчиком, разбился на военном самолёте, его сбили моджахеды в Иордане. Он герой!
– Мне жаль твоего папу, – отозвался Дамир, глядя в упор на Элю.
Моджахеды в Иордане. Элеонора в честь Элизабет, Кирпич, потому что собака – красивая девочка, а в Иордане моджахеды сбивают российские военные самолёты. Чем абсурднее ложь, тем больше в неё веры.
– Можно, я погуляю по квартире, поищу место для Кирпича? – осведомилась Серафима, слезая со стула.
– Конечно, – отозвался Дамир, смотря на рыжульку, как та с секунду потопталась на месте, а потом деловито прошла к выходу из кухни, где они и сидели, совсем по-семейному, как Юнусовы, когда не ждали гостей.
Серафима запнулась, нахмурилась, становясь похожей на Алсу или Динара, те так же немного косолапили, с возрастом прошло. Бывает же… Дамир думал о собственных детях, думал отстранённо, а теперь словно увидел, как оно могло быть, и от этого горький аромат пронёсся сшибающим тараном. Могло. Не будет. Не эта абсурдная девчушка, приковавшая его внимание с первой секунды своего появления в его зоне видимости.
– Лётчик? – он в упор посмотрел на Элю. – Ты в курсе, что Иордан – это река на Ближнем Востоке, а Иордания – страна, в которой моджахеды не сбивают российские военные самолёты?
– Что первое пришло в голову, то и сказала, – огрызнулась Эля. – Не всем быть такими умными, как ты.
– А голова тебе зачем дана? – впрочем, судя по сегодняшнему виду, ясно зачем. – Погуглить?
– Некогда мне гуглить! – профырчала синеглазая. – Она неожиданно спросила, я не была готова, а по телевизору про лётчика того говорили, которого сбили, в Сирии… – неуверенно добавила Эля. Видимо, она не была уверена, про какого лётчика говорили по телевизору.
Какой до бесячего глупой она была! Отчаянно абсурдной! Невероятной, манящей. С приоткрытыми губами, показывающими ряд белоснежных зубов, девичьим румянцем на нежных щеках, таких, что хотелось провести по ним пальцем и впиться, впиться в губы алчущим поцелуем.
– Нельзя быть настолько глупой, Эля! – прошипел он, не столько злой на глупость женщины, сколько на собственное оглушающие желание. До темноты в глазах, онемевших рук, спёртого дыхания. Нет, второй раз он не поведётся на васильковые всполохи и порочную горечь поцелуев.
– Я посмотрю, как там Серафима, – подпрыгнула со стула Эля, мелькнул пупок на плоском, немного впалом, каком-то девичьем животе.
Женщины меняются после родов, неуловимо, не всегда очевидно, но меняются. Эля оставалась той же девчонкой, синеглазой поморочкой, когда-то надевшей его кольцо на палец. Острые ключицы, так не подходящие пышной груди, порочный рот, не сочетающийся с прямым взглядом, голос, не вяжущийся с худеньким, девчачьим силуэтом.
– Эля, – окликнул Дамир вслед. Он знал ответ на этот вопрос, знал! Но ему было необходимо услышать его. – Серафима моя дочь?
– Нет, – Эля какое-то время смотрела перед собой, Дамир видел только её напряжённую спину. – Ей четыре с половиной, – девушка обернулась, васильковый взгляд насмешливо скользнул по мужчине, уничтожая. – Последний секс у нас был на новый год, тогда я уже была беременна. Нельзя быть настолько глупым, Дамир! – вернула она его слова.
Всё верно… Нельзя быть настолько глупым, Дамир.
Глава 31
Дамир. Прошлое. Поволжье
Дамир прилетел домой на новый год. Именно прилетел, и не потому, что на самолёте, а потому, что выражение «на крыльях любви» вдруг приобрело для него ясность. Он с трудом доработал последний рабочий день, рванул в аэропорт, и нервная дрожь перестала его бить только на родной земле, через много часов полёта и пересадок.