Горькая услада

Эшли всегда заботился о Роднее. Когда тому минуло восемь лет, их родители внезапно умерли, и Эшли, который был на двенадцать лет старше, вполне заменил ему отца. Родней боготворил своего старшего брата; он был для него олицетворением всего самого лучшего, самого сильного и красивого.

Война разразилась, когда Эшли исполнилось тридцать четыре, и оба брата сразу же приняли в ней участие, словно это было развлечение вроде обыкновенных скачек.

Когда Эшли, наконец, выведал у врачей правду о себе, он сказал Роднею:

— Теперь мне все ясно. Отныне ты будешь руководить всем, как старший.

Родней чуть не заплакал тогда; в отчаянии, не замечая того, что делает, он прижался к больной руке брата. И Эшли, стиснув зубы от боли, постарался утешить его.

С тех пор прошло три года, и за это время даже необычайное мужество Эшли покинуло его. Он осунулся, и ему вполне можно было дать пятьдесят лет.

Родней не мог забыть того дня, когда Эшли позвал его к себе и с лицом, искаженным бессильным гневом, с горечью сказал:

— Последний приговор самый отрадный. Я могу жить еще долгие годы: двадцать, тридцать лет — подумай только: жить таким образом…

Они много путешествовали, развлекались — по мере возможности. Родней почти не оставлял Эшли одного. Теперь на Роднее лежала обязанность руководить всеми делами и заботиться обо всем. Он с удовольствием остался бы в замке Рентон, но Эшли, который обожал поместье, внезапно разлюбил замок. Он приобрел имение в Шотландии и, вскоре после этого, повинуясь какому-то минутному капризу, виллу на Ривьере, которая уже успела надоесть ему. Его яхта стояла здесь же, в гавани. Эшли иногда утром приказывал, чтобы ее снарядили к отплытию, а после полудня отменял это приказание. Ему невероятно быстро надоедало все.

— Что ты делал сегодня вечером? — спросил он Роднея, когда тот поднялся к нему пожелать спокойной ночи.

— Если она дочь Маркуса Дина, то я ей не завидую, — заметил Эшли, услышав о Сильвии. — Ты помнишь скандал с Иорресом? Этот Дин из той же породы. Он женился на одной из Эшдайлз. Ее происхождение тоже весьма туманно, но она очень хороша собой.

— Она сестра Леоноры, — медленно произнес Родней, — кузина, кажется. Спокойной ночи, дружище!

Точно в назначенный час, как и обещала, Сильвия сошла в вестибюль. Родней следил за ней, когда она спускалась по лестнице, уставленной кадками с гортензиями, и подумал, любуясь ею, что на вид ей можно дать не больше пятнадцати лет и что она необычайно привлекательна.

В ней не было бьющей в глаза, ослепительной красоты; но мягкие, прелестные золотисто-рыжие волосы, большие серо-синие глаза, настолько глубокие, что казались лиловыми, и удивительно стройная, изящная фигурка делали ее неотразимой.

На ней было белое с синим муслиновое платье, отделанное мелкими оборочками, и маленькая фетровая шляпа цвета гиацинта, кокетливо изогнутая по самой последней моде; длинные перчатки из белой замши закрывали руки выше локтя.

— Сколько вам лет, Сильвия? — спросил Родней.

— Ровно восемнадцать, — ответила она.

Родней был поражен. Она выглядела гораздо моложе, и ему почему-то хотелось, чтобы это в действительности оказалось так. В восемнадцать лет заводить знакомство с наемными танцорами в курзале! О, это было не совсем прилично!

— Вашего отца зовут Маркус Дин?

— Да, а почему вы спрашиваете? Вы с ним знакомы?

— Нет, я знаю его только понаслышке.

Значит, Эшли прав. Это обстоятельство несколько изменило его отношение к Сильвии, она как-то сразу упала в его глазах.

Весело болтая и смеясь, они подъехали к ресторану, расположенному на склоне горы, и отлично позавтракали там: омары, котлеты, земляника со сливками и, как Сильвия назвала его, вдохновляющий коктейль.

«Я начинаю влюбляться в нее», — думал Родней, лежа на земле в тени большой сосны. Горячие лучи солнца пробивались сквозь ее густую хвою, и в воздухе был разлит крепкий, душистый запах смолы.

Своей сильной, смуглой рукой Родней пожал руку Сильвии.

— Прекрасный день. А вы довольны?

Девушка утвердительно кивнула: легкий румянец заиграл на ее щеках.

— Я вам хоть немного нравлюсь, самую чуточку?

— Бит — мое уменьшительное имя, — весьма непоследовательно ответила Сильвия, и в ее глазах мелькнул веселый огонек.

— Бит. — Родней поднялся и сел. — Какое очаровательное имя — Бит!

Он улыбнулся ей, его глаза, окруженные густыми короткими ресницами, загорелись беспокойным огнем.

— Кто дал вам это имя, деточка?

— Одна очень знаменитая особа — Фернанда. Я жила у нее целый год, когда мне было шесть лет. Она большой друг моей матери.

Фернанда! Родней невольно подумал о том, с какой иронией Эшли отнесется к этому обстоятельству.

— Она изумительна, не правда ли? — лениво спросил он.

— Она — прелесть во всех отношениях!

— Вы, по-видимому, получили весьма своеобразное воспитание, — заметил Родней.

— О да. Видите ли, мы постоянно переезжаем с места на место. Маме очень быстро надоедает повсюду, и как только это случается, мы сейчас же уезжаем. Сюда приехали из Копенгагена.

«Представляю, что случилось в Копенгагене», — несколько цинично подумал Родней.