Горькая услада

Он колотил руками по дивану, кричал, неистовствовал; с побагровевшим от гнева лицом осыпал Сильвию целым потоком обвинений, упреков, угроз: его оскорбленное самолюбие, постепенно накипавшее раздражение, то, что он столько времени напрасно добивался ее любви, — все это прорвалось наружу в обидных, пошлых и резких выражениях.

А в глубине души Монти встало в это время милое и яркое видение: Сильвия, еще совсем крошка, стоит около него и, смеясь, смотрит ему в лицо, и слышится веселый голос Маркуса: «Не правда ли, она молодец?»

У него внезапно пересохло во рту. Он почувствовал резкую, щемящую боль в сердце и вдруг замолчал.

Воцарилось глубокое, напряженное молчание. Потом Сильвия бесшумно, как призрак, поднялась и вышла из комнаты.

Монти стоял, бессмысленно уставившись на закрывавшуюся за нею дверь. Он почему-то вспомнил художника, который разрисовал эту комнату. Сильвия видела где-то такие бледно-розовые тона, и ей очень понравилась такая окраска. Монти тотчас же велел окрасить ее комнату в такой цвет — это было неожиданностью для нее… Этот художник потребовал тогда невероятную цену, но ему тогда ничего не было жаль для Сильвии…

Он сел, охваченный сильной усталостью; его сознание затуманилось, и он весь погрузился в странное оцепенение.

В первый раз в жизни он почувствовал себя стариком. Монти взглянул на свое отражение в большом зеркале над туалетным столом Сильвии, и его лицо судорожно искривилось — бледное, измученное лицо, некрасивое, мешки под глазами, горькая складка вокруг губ… Он долго глядел на себя в зеркало в раме из серебряных роз и купидонов, которые держали в руках маленькие вазочки… Сильвия ежедневно меняла в них цветы…

Внезапно лицо его вспыхнуло. Он быстро поднялся — нельзя так распускаться… Это ни к чему не приведет… Он должен позвать Сильвию, помириться с ней, признаться, что сказал лишнее. Но ведь у него были основания говорить — больше, чем у кого бы то ни было. Женщины не хотят понять этого… Они думают, что могут делать все, что им вздумается. Он подарит ей что-нибудь — скажет, что очень огорчен, извинится…

И прежде всего он отделает Рентона. Какие тут могут быть сентиментальности, когда речь идет о мужчине… А что до нежных отношений между кем-то и его собственной женой — нет, увольте. Он не желает терпеть ничего подобного.

Все еще нетвердым шагом он прошел в библиотеку.

На стеклянном столике стоял графин с коньяком. Монти налил себе порядочный стакан и залпом выпил его. Он перестал дрожать и мало-помалу пришел в себя.

В конце концов то, что они целовались, — не преступление… Когда он был молод… Но он тотчас же отогнал от себя эти воспоминания, так как ему стало стыдно.

Коньяк сделал свое дело. Монти совершенно оправился; он почувствовал голод. Посмотрел на часы — однако, время идет. Он сейчас позовет Сильвию, попросит у нее прощения. Он готов даже унизиться перед ней, лишь бы снова воцарился мир, — и в конце концов ведь она все-таки его жена, и он любит ее.

Несколько нервничая перед предстоящей встречей с Сильвией, он поправил галстук и решительным шагом направился в гостиную. Там никого не было. Монти прошел в столовую. Лакей накрывал стол к обеду. Он пошел в комнату Сильвии. Дверь была раскрыта так же, как он оставил ее, уходя… Что-то дрогнуло в его лице. По-видимому, Сильвии не было дома.

Несколько мгновений он стоял, не двигаясь, стараясь собраться с мыслями. Потом решил позвонить Китти Брэнд. Подошел к телефону, но долго колебался, не решаясь снять трубку; он не знал, с чего начать, как сформулировать свое беспокойство. Тем более, что ведь у него нет оснований волноваться. Сильвия скоро вернется… Но если она почему-либо зашла к Китти Брэнд, то он поедет за ней туда. Он так и скажет Китти — спросит, не заходила ли к ней Сильвия, — и если она у нее, то попросит Китти передать ей, что сейчас приедет.

Он снял трубку.

— А, Монти! Добрый вечер!

Монти смутился и начал что-то бормотать. Китти довольно резко прервала его:

— Но я вовсе не видела Сильвии.

— Я думал, то есть, она говорила, что, может быть, заедет к вам, так…

Китти мягко прервала его;

— Не думаю, Монти, ведь уже очень поздно, знаете…

— Да, конечно, знаю, — продолжал Монти так же бессвязно. — Я так… хорошо… Значит, все? Ну, до свидания, Китти.

Он повесил трубку. Дворецкий доложил, что обед готов.

— Мадам нет дома, — сказал он. — Вы подождете, сэр?

— Да, конечно! — ответил Монти.

В четверть десятого он изобрел какое-то поручение и отослал их. Дворецкий, не сморгнув, выслушал приказание; горничная Сильвии уже успела сообщить ему, что мадам уехала, попросту говоря, «сбежала».

— Возможно, миссис Ривс не вернется домой сегодня, — сказал Монти.

— Слушаю, сэр! — открывая входную дверь для него, сказал дворецкий.

Монти отправился в клуб. Он заказал себе обед и принялся оживленно болтать с Вульмером, две лошади которого принимали участие в предстоящих бегах. Внезапно его мозг пронзила мысль: «А она с ним сейчас, Сильвия… с Рентоном…»

Он тотчас же поднялся и, не обратив внимания на собеседника, выбежал из комнаты. Вульмер застыл от удивления, глядя ему вслед.