Горькие лимоны

Михаил и Филип обменивались восхищенными тычками и тут же принимались заглядывать мне в глаза, пытаясь понять, произвела ли на меня должное впечатление глубокая эрудиция их отца. Произвела, поскольку любой материал Панос всегда умудрялся излагать емко и точно: очевидное следствие годами выработанного умения упростить любую мысль до такого состояния, чтобы она могла уместиться в головах деревенских детишек.

— Сначала острова было два, — продолжал между тем Панос, легонько коснувшись двух параллельных горных цепей. — Потом из глубин морских поднялась равнина и соединила их — Месаория, плоская, как бильярдный стол. И потому ветра теперь безо всяких препятствий могут дуть от моря до моря через самый центр острова. Бывшие острова образовали две нынешние горные гряды — большую, Троодосский хребет, и поменьше, Киренский.

Говорил он тихим и мягким голосом, явно рассчитывая на то, что заодно нужную информацию усвоят и оба его малыша. Номер исполнялся не в первый раз, и я уже почти воочию видел все три основных персонажа— две горные цепи и мрачновато-прекрасную Месаорию между ними. Троодосский кряж представляет собой лишенное всякой привлекательности нагромождение утесов и огромных каменных глыб; неуклюжий и невыразительный, он нависает над краем Месаории наподобие огромного театрального задника. Вся его красота сокрыта в притулившихся к горным склонам там и тут деревушках, что попрятались в ущельях и долинах предгорий: одни славятся чудесными яблоками и виноградом, другие, из тех, что повыше, сплошь заросли соснами и папоротником; когда-то Троодос был главным прибежищем древних богов и богинь, теперь леса по большей части повывелись, горный массив вызывающе облысел, и его лишенные растительности плечи и локти мучительно и неловко растопырились вдоль прилегающей равнины, как будто ему сшили слишком тесный костюм. Часть года его вершины покрыты снегом, и тогда эта мрачная твердыня с орлами вместо часовых вполне сопоставима с возвышающимся по ту сторону пролива Тавром, напоминая о том, что географически этот остров — всего лишь обломок древнего анатолийского континента, его придаток, который когда-то оторвался и пустился в свободное плавание.

Киренский хребет принадлежит иному миру — миру пейзажной гравюры шестнадцатого века. Он тянется на сотню миль, но самая высокая его вершина едва переваливает за три тысячи футов над уровнем моря[14]. Он точно повторяет изгибы береговой линии, и его роскошные предгорья изобилуют быстрыми ручьями и утопающими в зелени деревушками. Это кряж готический par excellent [15], поскольку он буквально усеян замками, которые крестоносцы выстроили на головокружительной высоте, чтобы контролировать дороги, идущие через горные перевалы. Сами их названия напоминают о готической Европе: Буффавенто, Хиларион, Беллапаис. Апельсины и кипарисы, тутовые и рожковые деревья— эти старожилы здешних мест заставляют конфузиться пришельцев из арабского мира, светло-зеленые растрепанные кроны пальм и большие шероховатые блюда банановых листьев…

Но я уже начал воспринимать остров как единое целое, без особого усилия сотворив картину на основе рассказов моего хозяина. Вместе с ним я провел три зимы на занесенном снегами Троодосе, я вел уроки в промороженной насквозь деревенской школе, где скрип ученических перьев сливался с дробью выбивающих чечетку зубов; вместе с ним я задыхался и обливался потом в августовской жаре срединной равнины; болел малярией в Ларнаке; проводил выходные на покрытых виноградниками холмах Пафоса в поисках подходящего участка для пересадки лозы; и, подобно ему, я всякий раз возвращался в Киренские горы, чтобы остудить голову и порадовать сердце здешней зеленью, здешними коврами из диких анемонов, видом здешних монастырей и замков. Вот так возвращаешься с пустынного острова на плодородный — с Кефалонии на Корфу.

Мне не было смысла думать о том, где стоит мой будущий дом; я был заранее уверен, что стоит он где-то здесь, у подножия этого восхитительного хребта. Вот только как мне его найти?

Ничего не следует делать в спешке, ибо это противно здешнему духу места. Я уже понял, что кипрские пейзажи обманчивы, и что по сути своей этот остров куда ближе к Востоку, чем кажется; и как всякому порядочному левантинцу мне надлежало ждать.

Голоса у дверей таверны

«Каждый тянет одеяло на себя».

«Самые черствые корки всегда достаются беззубым».

«Работа тяжела, но без работы тяжелее».

«Пока у лиса есть хоть один зуб\ благочестия от него не дождешься».

(Поговорки греков-киприотов)