Горькие лимоны

(д) Гусеницы шелкопряда умирают с жуткими всхлипами, треском и звуком, похожим нахруст рвущихся сухожилий; вся семья сидит вокруг большого медного котла и сматывает нити при помощи ручных прялок — получаются огромные, толщиной в человеческое бедро, бобины шелка, по цвету похожего на сливочное масло. А Лалу поет высоким сильным голосом. "Давно не видела я милого, далеко-далёко уезжал он от наших мест, но стоит ему улыбнуться, и узнает его мое сердце".

* * *

(е) Вчера вечером еле слышно открывается передняя дверь, под звуки сдавленных смешков и прерывистого дыхания, и засим — голос Падди Ли Фермора, по-гречески:

— Старые вещи берем, новые продаем.

Является собственной персоной, в обнимку с Михаэли-сом, который вызвался проводить его в темноте снизу ко мне на гору.

— Джейн, добравшись до переулка Плимсол, совсем выбилась из сил и остановилась передохнуть. Я ее бросил на полдороге. Будьте добры, отправьте за ней сенешаля со свечкой — или седан, если у вас таковой имеется.

Встреча такая же радостная, какие случалисьу нас когда-то на Родосе. После превосходного ужина у камина он принимается петь греческие народные песни, критские, афинские, македонские. Когда я выхожу в таверну, которая как раз напротив моего дома, чтобы наполнить опустевшую бутыль узо, выясняется, что на улице перед домом полным-полно народа: все стоят и слушают, в полной темноте и в полном молчании. Такое впечатление, что эти люди лишились дара речи.

— Что случилось? — спрашиваю я, увидев среди прочих Франгоса.

— В жизни никогда не слышал, чтобы англичанин так пел греческие песни!

Очень трогательно: вся деревня застыла в почтительном изумлении. Такое впечатление, что куда бы Падди теперь ни зашел, везде найдется человек, готовый заключить его в дружеские объятия.

* * *

(ж) "Эносис и только Эносис". Вчера в очередной раз имел возможность проверить свою теорию относительно того, что собой представляет греческий характер. Возвращался домой поздно вечером, и по дороге мне свистнули из темного дверного проема.

— Не ходи наверх. Маноли напился, и может выйти нехорошая история. Он тебя ждет там.

Звучало угрожающе, но я все-таки пошел своей дорогой. Маноли стоял, освещенный розоватыми отблесками из двери таверны, едва заметно покачиваясь, и крутил усы.

— Ага, — сказал он, заметив меня. — Ага! Вот идет иностранец.

В голове у него стоял туман, а выражение лица было слегка укоризненным, только и всего. Я схватил его за руку и прошептал на ухо:

— Никогда не говори, что Греция и Англия повернули оружие друг против друга.

Внезапно вид у него сделался такой, будто он внезапно пришел в себя.

— Никогда, — не слишком внятно повторил он. — Никогда, друг мой! Никогда!

И перекрестился. Прежде, чем он успел собраться с национальными чувствами и передумать, я скользнул мимо него в свою дверь. В деревне слово "Эносис" написано на каждой стене, но до сих пор никто даже не попытался написать его на стенах моего дома, хотя целых три из них выходят на улицу. Я указал на это Андреасу.

— А как же иначе! — ответил он. — Это было бы не по-соседски. И вот еще какая штука. Ты же знаешь, как мы все любим англичан. И в Эносисе ничего антианглийского нет.

* * *

(з) Х.Л. говорил о святом Илларионе, сама личность которого представляется несколько сомнительной. Жаль, потому что места настолько красивые абы чьим именем называть нельзя. Впрочем, есть основания полагать, что на старости лет он удалился в здешний замок, где и умер. Один из учеников перевез его тело в сирийскую пустыню и похоронил в монастыре, который святой когда-то там основал. Неофитус Родинос утверждает, что тело было выкрадено "некими отшельниками", а Махайрас намекает, что тело, обнаруженное в замке, имеет более позднее происхождение. Где оно теперь? Трудно сказать. Маноли знает две истории о спрятанных сокровищах и одну — о принцессе, спящей вечным сном в глубине горы, и все эти истории так или иначе связаны с замком. Однако Х.Л. привел как-то раз цитату из де Манде-вилля, которую я потом перепроверил: "И в этом замке любви покоится прах Святаго Хилл ария, коему тамошний люд усердно поклоняется". Этьен де Лузиньян нарочно для того, чтобы нас запутать, говорит, что изначально замок был выстроен в честь Купидона; что демоны и нечистые духи, спутники последнего, поселились тут. Доблесть святого Иллариона заставила их покинуть эти стены, и его собственный культ заменил собой культ бога любви. Мне больше нравится то имя, которое было в ходу у крестоносцев: Дьедамор^[56].

* * *

(и) В Ларнаку, средь необычного ландшафта, живо напоминающего о "геометризирующем" божестве Платона: невысокие холмы — почти совершенные по форме конусы со сглаженной верхушкой — напоминают расставленные по арт-студии эвклидовы тела. Ветровая эрозия? Но это составленное из геометрических курганов панно кажется совершенно рукотворным. А долины украшены, словно вышивкой, стадами курдючных овец, пятнами зелени и, кое-где, караваном верблюдов или пальмой. Странная смесь цветов и запахов — Библия, Анатолия и Греция.

* * *