Читаем Горькие лимоны полностью

Ну, и полиция, конечно — куда же от нее денешься; спокойные и взвешенные оценки Рена были изложены на бумаге и отправлены в вышестоящие инстанции; но как, спрашивается, можно было "провести их в жизнь" — даже при всем нашем желании? А если ситуация ухудшится, не выйдет ли так, что и этих мер, которые на данный момент представляются ему необходимыми, окажется уже недостаточно?

Ночи теперь тянулись мучительно долго, время от времени слышалось зловещее эхо взрывающихся гранат и рычание полицейских грузовиков: люди Рена мчались на место происшествия в тщетной надежде схватить виновников. К обычным самодельным гранатам и коктейлям Молотова теперь добавились новая напасть: бомбы замедленного действия — чудовищное изобретение, оказывающее колоссальное воздействие на моральное состояние мирных граждан. Уж эти-то машинки точно не были самодельными.

"За свободу всегда приходится платить кровью", — надрывалось афинское радио. Но только чьей кровью? Бомба, заложенная в почтовый ящику входа в центральное отделение полиции в Никосии, взорвалась в тот момент, когда на улице было еще полным-полно людей, пришедших на рынок за покупками, и убила на месте оказавшегося рядом грека; на тротуаре, среди обломков, остались лежать тринадцать раненых турок и армян. После того как лидер Турецкой национальной партии предупредил греков о недопустимости нарушений закона в турецком квартале, над островом нависла угроза межобщинного противостояния. Бары, частные дома, рестораны, кладбища, — ошеломляющий список объектов, подвергшихся бессмысленным атакам, рос на глазах. Военные стали высылать по ночам дополнительные патрули в помощь Рену; на главных улицах появились блокпосты, начались обыски. Терпеливые и неразговорчивые солдаты начали останавливать на дорогах грузовики и легковые автомобили — искали оружие…

Эхо городских беспорядков докатилось и до привычно сонной сельской местности: деревни тоже начали просыпаться, и то, что там происходило, свидетельствовало о вполне решительном настрое жителей. Тут действовали люди, значительно лучше информированные и подготовленные, чем городские подростки. Вскоре стало ясно, что мы имеем дело с двумя врагами: с огромной аморфной массой школьников, в чьи задачи входило бросать бомбы, расклеивать листовки и организовывать общественные беспорядки, и с отрядами горных разбойников, которые нападали на полицейские заставы, устраивали засады и выводили из строя дороги и телеграфные линии — нервную систему административного аппарата. Рен сухо классифицировал их так: "Младшая и Старшая Лиги". Позже к этим двум добавилась третья, последняя категория — "Убийцы". Этих на острове было не более двадцати-тридцати человек, если судить по результатам баллистических экспертиз, которые говорили о том, что из одного и того же оружия совершали не менее десятка уличных убийств. Впрочем, пока все это только смутно виделось где-то вдалеке, скрытое обманчивой маской великолепной весны, окутанной покровами полевых цветов и долгими часами полного покоя: кто угодно мог поверить в то, что кошмар остался позади — за исключением сатрапов. После очередного взрыва рынки примерно полдня стояли пустыми; затем понемногу начинали опять собираться люди, втягивая ноздрями воздух — как животные, ловящие в ветерке тревожный запах; удостоверившись в том, что непосредственной угрозы нет, они опять принимались за сотни тривиальных обыденных дел, которые автоматизм повседневности делает такими понятными и приятными — ведь в них отсутствует элемент риска. И вот они открывали ставни, расставляли стулья, вытирали пыль, так и этак перекраивая привычные жизненные схемы, или же просто вздыхали, склоняя хитрые лисьи физиономии над любимым и привычным турецким кофе, который сам собой прибывал из ниоткуда в маленьких чашечках, что позвякивали и покачивались на подносах официантов. И в эти же самые дневные часы русые и светловолосые солдаты ходили по городу, перебрасывались шутками со знакомыми горожанами — а их жены катили перед собой по рынку коляски с розовыми младенцами, и со всех сторон на них сыпались пожелания счастья и улыбки. Все это вызывало ощущение нереальности. Вот так иногда видишь, как кролики, бросившись врассыпную при звуке выстрела, через полчаса возвращаются, робко и настороженно, на ту же самую лужайку — даже не подозревая, что охотник все еще здесь и подстерегает их. У гражданских короткая память. Каждое новое событие является им на свежей волне времени, нетронутое, впервые увидевшее свет солнца, со всем букетом чувств, вызываемых новизной, — от радостного удивления до испуга. И только в унылых конторах, где круглосуточно горят электрические лампочки, сидят истинные искатели, они упрямо выстраивают события по порядку, чтобы выявить в них закономерность, чтобы соотнести прошлое и настоящее, и чтобы в конечном счете получить возможность, пусть ненадолго и недалеко, заглянуть в густые сумерки будущего.

Перейти на страницу:

Похожие книги

12 великих трагедий
12 великих трагедий

Книга «12 великих трагедий» – уникальное издание, позволяющее ознакомиться с самыми знаковыми произведениями в истории мировой драматургии, вышедшими из-под пера выдающихся мастеров жанра.Многие пьесы, включенные в книгу, посвящены реальным историческим персонажам и событиям, однако они творчески переосмыслены и обогащены благодаря оригинальным авторским интерпретациям.Книга включает произведения, созданные со времен греческой античности до начала прошлого века, поэтому внимательные читатели не только насладятся сюжетом пьес, но и увидят основные этапы эволюции драматического и сценаристского искусства.

Александр Николаевич Островский , Иоганн Вольфганг фон Гёте , Оскар Уайльд , Педро Кальдерон , Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
10 мифов о князе Владимире
10 мифов о князе Владимире

К премьере фильма «ВИКИНГ», посвященного князю Владимиру.НОВАЯ книга от автора бестселлеров «10 тысяч лет русской истории. Запрещенная Русь» и «Велесова Русь. Летопись Льда и Огня».Нет в истории Древней Руси более мифологизированной, противоречивой и спорной фигуры, чем Владимир Святой. Его прославляют как Равноапостольного Крестителя, подарившего нашему народу великое будущее. Его проклинают как кровавого тирана, обращавшего Русь в новую веру огнем и мечом. Его превозносят как мудрого государя, которого благодарный народ величал Красным Солнышком. Его обличают как «насильника» и чуть ли не сексуального маньяка.Что в этих мифах заслуживает доверия, а что — безусловная ложь?Правда ли, что «незаконнорожденный сын рабыни» Владимир «дорвался до власти на мечах викингов»?Почему он выбрал Христианство, хотя в X веке на подъеме был Ислам?Стало ли Крещение Руси добровольным или принудительным? Верить ли слухам об огромном гареме Владимира Святого и обвинениям в «растлении жен и девиц» (чего стоит одна только история Рогнеды, которую он якобы «взял силой» на глазах у родителей, а затем убил их)?За что его так ненавидят и «неоязычники», и либеральная «пятая колонна»?И что утаивает церковный официоз и замалчивает государственная пропаганда?Это историческое расследование опровергает самые расхожие мифы о князе Владимире, переосмысленные в фильме «Викинг».

Наталья Павловна Павлищева

История / Проза / Историческая проза