Горькие плоды смерти

– Он принялся насиловать меня. Сколько раз? Не знаю. Четыре? Пять? Какая теперь разница… Мне и тогда так казалось, ведь Фиона мертва. Вот только… она не была мертва. Один бог ведает, как такое возможно, но она была жива. Она сумела подняться с пола и набросилась на него – где только она взяла силы? – потому что он занес нож, он хотел… он хотел воспользоваться им внутри меня…

Томас встал с табурета. Ни разу в жизни ему еще не было так стыдно за то, что он мужчина.

Рори расплакалась и, похоже, даже не заметила, что плачет. Полицейский обошел стол и встал рядом с ее стулом, а затем опустился на колени и взял обе ее руки в свои, как будто пытался облегчить ее боль. С какой радостью он стер бы из ее памяти эти мучительные воспоминания, которые, похоже, будут преследовать ее до конца дней!

– К этому моменту она была уже очень слаба. Потеряла слишком много крови, – Рори говорила все тише. – И все равно она бросилась на него. Он замахнулся на нее ножом. И в этот момент ремень, которым я была привязана к кровати, лопнул. Он выронил нож. Фиона потянулась за ним, но у нее практически не осталось сил… в то время как он… он был полон решимости довести свое черное дело до конца, как будто в него вселилась некая темная сила, делавшая его сверхчеловеком, способным одолеть двух женщин, которые, по идее, совместными усилиями вполне могли бы…

– Нет! – перебил ее Линли, но Рори его не слушала.

– Он снова бросился на Фиону и вырвал у нее нож, а ее саму толкнул на пол. А потом я услышала, как нож вонзается в ее тело. Я до сих пор слышу этот звук, инспектор. Как будто мясник рубит мясо. И тогда я выпрыгнула из окна. Я бросила ее на растерзание. Я сказала себе, что буду звать людей на помощь, но я не знаю, так ли это, и никогда не узнаю. Потому что, когда он избивал ее, когда убивал, я пряталась от него, и от этой правды никуда не деться. Равно как и от того, что Фиона пыталась спасти меня, в то время как я не смогла сделать этого по отношению к ней.

Инспектор поднялся на ноги и поднял вслед за собой Стэтем, чтобы увести ее от стола, от фотографий, от всего, что в ее сознании было связано с той ночью. Нет, он прекрасно понимал, что если подведет Рори к балконной двери, если распахнет ее и выведет женщину на балкон, с которого открывался вид на заурядную лондонскую улицу, это вряд ли что-то изменит. Но лучше это, чем просто смотреть на ее страдания.

– Мисс Стэтем… Рори, – сказал он ей. – Любой скажет вам, что в ту ночь вы сделали все, что было в ваших силах. Да-да, то единственное, что было в ваших силах. Думаю, что и Клэр Эббот говорила вам это не раз.

– Говорила, – еле слышно прошептала редактор.

– Поэтому поверьте мне. Как-никак я полицейский и знаю, что говорю. Прошу вас, выслушайте меня, хорошо? – Рори кивнула. – Люди… Клэр… все скажут вам, что вы поступили правильно.

Виктория локтем вытерла глаза. Жест был таким подкупающе-детским, что у Томаса защемило сердце. Ему хотелось сказать ей, что ее все любят, что на ее месте любой поступил бы точно так же, что жизнь продолжается, а это самое главное. Увы, он знал: хотя с момента убийства Фионы прошло уже несколько лет, Рори предстоит пройти еще много миль, прежде чем она простит себя за то, что поступила, как любой человек.

– Обычно люди думают, что все так легко и просто, – сказала она. – Что, если понадобится, обидчика можно убить. Ведь вас двое, а он один. Даже сейчас люди смотрят на меня, и я вижу это в их глазах. Ведь вас же было двое, так почему же вы не смогли взять ситуацию в свои руки? У меня же нет ответа на этот вопрос.

– Его нет ни у кого.

– Я пытаюсь убедить себя, что у меня был шок. Что я собиралась звать на помощь. Я говорю себе, что от ужаса не понимала, что делаю. Чего только я себе не говорю! Увы, от правды никуда не уйти. Я бросила ее ему на растерзание. Дала ему возможность прикончить ее, как будто она была… нет, даже не собакой. Я бы никогда не позволила сотворить такое с собакой.

Инспектор не знал, как на это ответить, и поэтому смог лишь пробормотать:

– Прошу вас, не надо…

Нет, он знал, что такое потерять от рук убийцы близкого человека и потом тащить на себе бремя ответственности и не менее тяжкое бремя вины за то, что остался жить. В случае Рори все было гораздо сложнее – к стыду и раскаянию примешивались сложности ее отношений с Фионой. В отличие от нее, он потерял любимую жену, которая даже в самые последние мгновения своей жизни, когда она, истекая кровью, лежала на ступенях их дома, знала, что любима. Это служило Томасу пусть слабым, но утешением, за которое он цеплялся в минуты отчаяния. Увы, Стэтем была лишена даже этого. И он был бессилен ей хоть чем-то помочь.

Она повернулась к нему и даже выдавила из себя улыбку.

– Вам так кажется, инспектор. Клэр тоже так казалось, как и в ваших глазах, я была жертвой. Но в моих собственных? Этого я никогда не узнаю. Я поверила, что, если она хочет меня, если я могу сделать ее своей…

– Вы о Клэр?

– Да. Cумей я – называйте это как хотите – сумей я ее переубедить, это означало бы прощение.