Горькие туманы Атлантики

В шлюпке он нашел «морской чемодан» — грубый мешок из брезента и начал поспешно в него совать все, что попадало под руку. Лухманов с мостика прокричал в мегафон, чтобы тот не торопился, а внимательно обследовал вельбот. Но моряк не мог совладать с собой, будто его подстегивал страх.

Назад к штормтрапу он пробирался тем же путем, закрываясь от ветра мешком и боясь уронить его. И только на палубе облегченно вздохнул и отер повлажневший лоб.

— Боялся, что в шлюпке есть мертвяки, — признался виновато, но откровенно.

Лухманов приказал сигнальщикам тщательно осмотреться — нет ли поблизости других каких-либо предметов. Но те, как ни напрягали глаза, больше ничего не приметили. Тогда капитан перевел рукоять машинного телеграфа, возвращая судно на прежний курс.

Вокруг стола в красном уголке столпился едва ли не весь экипаж. Лухманов сам извлекал из мешка его содержимое, оглядывал, затем передавал Савве Ивановичу, а тот уже клал на стол. Десятка два пар устремленных глаз напряженно следили за капитаном, всякий раз ожидая, что тот, как фокусник, вытащит что-то необычайное, обнаженно-жуткое, что сразу прольет свет на тайну покинутой шлюпки.

Шлюпочный магнитный компас, на котором напрасно старались отыскать наименование судна… Надорванная пачка галет… Консервы… Отсыревшие сигареты… Нераскрытая банка пива… Все было американского происхождения, но это ни о чем не говорило: все транспорты, следовавшие в советские порты, грузились в Америке или в Канаде.

Попалась красочная открытка с видами гейзеров, и по каюте прокатился возбужденный, взволнованный шепоток:

— Значит, шли, как и мы, из Исландии?

— В конвое?

Да, в этом Лухманов больше не сомневался. Тем более что на оборотной стороне гейзеров была наклеена непогашенная датская марка. Он пытался прочесть на открытке строки письма — расплывшиеся чернила на отсыревшей бумаге. Разобрал лишь, что кто-то тоскливо ждет не дождется, когда вернется в родное Фриско. «Фриско… Фриско… — что за город такой? Или деревня?» И вдруг догадался: это же Сан-Франциско, а Фриско — его название на матросском жаргоне.

— Судно было американским, — сказал он и повторил по-английски, передавая открытку американцам. Те, взглянув на письмо, закивали утвердительно и даже радостно, будто нежданно-негаданно встретились с земляком.

Мешок почти опустел, но ничего существенного в нем пока не нашлось. Видимо, люди покинули судно в спешке, и в шлюпке у них оказалось лишь то, что обычно заранее в ней хранится, вроде компаса, галет и консервов, да еще незначимые мелочи, которые были у моряков при себе.

Внезапно Лухманов насторожился: на самом дне мешка под руку попался какой-то сверток, завернутый в слипшуюся клеенку. «Может, судовой журнал?» — замер он. И все в каюте, уловив движение капитана, вытянули головы и затаили дыхание.

Нет, в клеенку кто-то упрятал предусмотрительно не судовой журнал, а тетрадь, наполовину исписанную карандашом. На некоторых страницах строчки едва проступали, словно у писавшего не было сил нажать на грифель как следует. А может, ее заполняли уже в шлюпке, укрываясь от пронизывающего ветра, пальцами, не гнущимися от холода? Тетрадь представляла собой, несомненно, самую ценную находку, и Лухманов перелистывал ее бережно, осторожно, точно боялся, что странички вот-вот рассыплются или исчезнут вовсе.

На оборотной стороне обложки значился владелец тетради: капитан… А вот имя в английской транскрипции Лухманов никак не мог правильно произнести — ни вслух, ни мысленно. Показал американцам, и те наперебой по нескольку раз повторили его, однако Лухманов опять не понял, хотя и улавливал в этом имени какие-то знакомые сочетания звуков. Взглянул на обложку еще раз — и вздрогнул: Гривс? Капитан Гривс? Переспросил у американцев, и те подтвердили: именно так, кэптэн Грифс, — уточнили на русский лад.

Значит, тетрадь заполнял капитан Гривс, с которым они подружились во время долгой стоянки в Хвал-фиорде, который обещал зайти к нему, Лухманову, в Мурманске на пельмени, а совсем недавно радостно приветствовал советских моряков с возвращением в строй конвоя, после того как «Кузбасс» оставался в океане один с поврежденным двигателем. Капитан Гривс, застенчиво говоривший о старой своей мечте стать писателем… Что же произошло с ним? Где писал он эти страницы — на судне или же в шлюпке? Какие думы или события доверил им?

Дальнейшее содержимое мешка уже мало интересовало Лухманова, и он решительно вывернул его до конца. Разбираться в остатках вещей предоставил Савве Ивановичу и матросам.

— А это возьму с собой, — опять завернул в клеенку тетрадь, — попробую прочесть.

Из каюты позвонил в ходовую рубку, чтобы ему докладывали об изменениях навигационной обстановки. Снял китель и ботинки… Включил настольную лампу и поудобней устроился в кресле.