Горький

В романе Лескова «Некуда» описано одно из таких «сообществ», одна из «коммун», правда, еще не «толстовских». В эту «коммуну» тоже вовлекается девушка из благополучной семьи, утомленная нормальной жизнью. Ситуация, впрочем, не совпадающая с представленной выше. Лесков описывает случай элементарно криминальный, а в нашем случае дочь начальника станции Басаргина — такая же жертва провинциальной скуки, как Юрин, Пешков и Ярославцев. Здесь нет «овец» и ложных «пастырей», как в антинигилистическом романе-памфлете Лескова. Но показательно, что наличие «девушки», «барышни» было типичным для «коммунального» сюжета. И это в какой-то степени повторяло ситуацию 60-х годов XIX века, описанную в романе Чернышевского «Что делать?» (Вера Павловна и ее гражданский союз с Лопухиным и Кирсановым), а с другой стороны, предвосхищало движение 60-х же годов XX века в Европе, «хиппи» и молодежную революцию в Париже. Во всех трех ситуациях был стойкий «сюжет»: увод «хорошей» девушки «плохими» парнями (с точки зрения взрослого обывателя или аристократа) и жизнь втроем, вчетвером и так далее с неизбежными для молодого возраста проблемами.

Вот и в повести «Борская колония» Каронина-Петропавловского, к которому Пешков отправился в Нижний Новгород прямо из Москвы с рекомендацией Е. Н. Чирикова, описывалась сходная ситуация: для жизни на земле организуют «коммуну» земский статистик, небогатый помещик и некая скучающая барышня. Из «коммуны», разумеется, ничего не получается.

Отрывок из этой повести, находящейся еще на стадии рукописи, Каронин прочитал Алексею во время их встречи и сказал: «Знаете — зачем вам колония? Не нужно это вам!»

Толстой на письмо не ответил. Что он мог? Еще один раз посоветовать молодежи «делать добро»? На забытой Богом степной станции, где единственным событием являются короткие остановки пассажирских поездов, которые с поэтической и безнадежной тоской описал — взглядом девушки — Александр Блок:

Три ярких глаза набегающих,
Нежней румянец, круче локон.
Быть может, кто из проезжающих
Посмотрит пристальней из окон?

Посоветовать молодым людям бросить работу, родителей и садиться «на землю»? Но только не на его, толстовскую, землю. Потому что Толстой, по его признанию дочери Александре, не любил и не понимал «толстовцев» больше, чем кого-либо.

Что он мог ответить?

К тому же в письме… не было обратного адреса. Его-то молодой «толстовец», делегированный в Москву со станции Крутой, почему-то забыл указать. Может, он был на конверте? Но в то время было не принято писать на конвертах обратные адреса.

Через несколько лет Софья Андреевна на письме Пешкова сделала пометку: «Горький». Тем самым существенно повысила корреспонденцию в статусе. Пока же долговязый проситель уезжал в родной Нижний Новгород в вагоне «Для скота». И можно ни секунды не сомневаться, что он на всю жизнь запомнил этот отъезд. Помнил о нем и когда впервые встретился с Толстым. Граф разговаривал с ним нарочито грубовато, с матерком — из народа же человек! И когда писал пьесу «На дне». И когда истинно по-рыцарски защищал Софью Андреевну от «желтой» прессы, травившей ее после ухода и смерти мужа. И когда создавал свой удивительный очерк-портрет Льва Толстого, где высказал о нем все самое восторженное и все наболевшее в собственной душе. Как будто открыл одновременно и родник, и гнойник.

Пешков хотел организовать «коммуну» только для того, чтобы «отойти в тихий угол и там продумать пережитое». Пережитое — это Казань и Красновидово, где он возбуждал крестьян речами о лучшей жизни. Он, потерявший смысл этой самой жизни, едва ли не убивший себя физически и раздавленный душевно. Описание красновидовской жизни — самое смутное место в «Моих университетах». И самое, надо признаться, скучное. Как и повесть «Лето», написанная раньше по тем же воспоминаниям. И какой дымный, угарный конец. Сожгли избу Ромася с книгами. Ромась уехал из Красновидова. Алексей остался на распутье. Смерть не удалась ему. Жизнь тоже не удается.

Возникает какой-то крестьянин Баринов, «с обезьяньими руками», из той породы людей, которым вечно не сидится на одном месте. Положим, и Пешков такой же. Но Пешков ищет истину, а Баринов просто проживает жизнь. Без цели, без смысла. Когда Ромась уехал, Пешков жил у Баринова «в бане» (добавим: «с пауками»), Баринов сманил его на рыбные промыслы и там надоел ему смертельно, так что Алеша бежал от него в Моздок.

Этот Баринов, которого Илья Груздев метко называет «народным Хлестаковым», предтеча князя Шакро из рассказа «Мой спутник». Баринов подбивал Пешкова бежать в Персию, благо Персия находилась рядом с рыбными промыслами. А это, если вспомнить «В людях», была не просто заветная мечта Алексея, но и единственная в его подростковом сознании «альтернатива» поступления в университет.

Таким образом, Баринов стал очередным искусителем Пешкова после Евреинова и отчасти Ромася. Тип — загадочный.