Горький (2-е изд)

Сохранить единство, однако, и в практической партийной работе не оказалось возможным; отход богдановцев от большевизма отразился и на вопросах тактики. Единомышленники Богданова выдвинули требование отзыва социал-демократических депутатов из Государственной думы и перехода исключительно на нелегальную деятельность, тогда как Ленин строил тактику большевизма на целесообразном сочетании легальной и нелегальной работы.

В то же время Богданов, Луначарский и другие при ближайшем содействии и помощи Горького приступили к организации на Капри школы, в которой посланные из России по выбору местных партийных организаций рабочие могли бы получать подготовку для квалифицированной партийной работы.

Идея такого «партийного университета» встретила горячий отклик у приехавшего из России Н. Е. Вилонова («Михаила»).

«Вилонов, — писал Горький, — был рабочий, большевик; несколько раз сидел в тюрьме; после 1906 года тюремщики, где-то на Урале, избили его и, бросив в карцер, облили нагого, израненного, круто посоленной водой. Восемь дней он купался в рассоле, валяясь на грязном, холодном асфальте; этим и было разрушено его могучее здоровье» (XVII, 83).

Неутомимый организатор, Вилонов, едва оправившись несколько на Капри от своей болезни, принялся за организацию школы и сам нелегально отправился в Россию за рабочими.

К лету 1909 года он навербовал слушателей, выбранных партийными организациями в разных концах России, и тогда же начались занятия.

Но так как лекторами школы в большинстве были или «отзовисты», или сочувствующие им, то она, естественно, становилась пропагандистским и организационным центром новой фракции.

Поэтому среди других резолюций расширенной редакции «Пролетария» Лениным была предложена и резолюция «О партийной школе, устраиваемой за границей в NN».

Резолюция подчеркивала, что «большевистская фракция никакой ответственности за школу нести не может».

В школе возник раскол. Среди слушателей образовалась группа ленинцев, которая, после мотивированного отказа Ленина приехать на Капри прочесть лекции, сама отправилась к нему в Париж, куда он к тому времени переехал из Женевы.

С этой группой по соглашению с Горьким поехал к Ленину и Вилонов.

Горький, которому чужды были узкофракционные цели сторонников Богданова и который смотрел на школу прежде всего, как на общее дело большевиков, тяжело переживал возникшие разногласия.

Ленин после свидания с приехавшим в Париж Вилоновым, 16 ноября 1909 года, под непосредственным впечатлением рассказов последнего в тот же день пишет Горькому сердечное и ободряющее письмо:

«Я был все время в полнейшем убеждении, что Вы и тов. Михаил — самые твердые фракционеры новой фракции, с которыми было бы нелепо мне пытаться поговорить по-дружески. Сегодня увидал в первый раз т. Михаила, покалякал с ним по душам и о делах и о Вас и увидел, что ошибался жестоко…Я рассматривал школу только как центр новой фракции. Оказалось, это неверно — не в том смысле, чтобы она не была центром новой фракции (школа была этим центром и состоит таковым сейчас), а в том смысле, что это неполно, что это не вся правда. Субъективно некие люди делали из школы такой центр, объективно была она им, а кроме того школа черпнула из настоящей рабочей жизни настоящих рабочих передовиков. Вышло так, что кроме противоречий старой и новой фракции на Капри развернулось противоречие между частью с.-д. интеллигенции и рабочими-русаками, которые вывезут социал-демократию на верный путь во что бы то ни стало и что бы ни произошло, вывезут вопреки всем заграничным склокам и сварам, «историям» и пр. и т. п…

Из слов Михаила я вижу, дорогой А. М., что Вам теперь очень тяжело. Рабочее движение и социал-демократию пришлось Вам сразу увидать с такой стороны, в таких проявлениях, в таких формах, которые не раз уже в истории России и Западной Европы приводили интеллигентских маловеров к отчаянию в рабочем движении и в социал-демократии. Я уверен, что с Вами этого не случится, и после разговора с Михаилом мне хочется крепко пожать Вашу руку. Своим талантом художника Вы принесли рабочему движению России — да и не одной России — такую громадную пользу, Вы принесете еще столько пользы, что ни в каком случае непозволительно для Вас давать себя во власть тяжелым настроениям, вызванным эпизодами заграничной борьбы. Бывают условия, когда жизнь рабочего движения порождает неминуемо эту заграничную борьбу и расколы и свару и драку кружков, — это не потому, чтобы рабочее движение было внутренне слабо или социал-демократия внутренне ошибочна, а потому, что слишком разнородны и разнокалиберны те элементы, из которых приходится рабочему классу выковывать себе свою партию. Выкует во всяком случае, выкует превосходную революционную социал-демократию в России, выкует скорее, чем кажется иногда с точки зрения треклятого эмигрантского положения, выкует вернее, чем представляется, если судить по некоторым внешним проявлениям и отдельным эпизодам»[50].