Горький без грима. Тайна смерти

«Максим Горький не только как писатель, но и как революционный деятель принимал личное участие в революционном движении, неоднократно оказывал большую помощь рабочему классу и коммунистической партии и в настоящее время продолжает со всей страстностью борьбу против врагов первой в мире рабоче-крестьянской республики.

Совет Народных Комиссаров Союза ССР постановляет ознаменовать настоящим актом огромные заслуги Алексея Максимовича Пешкова перед рабочим классом и перед Союзом Советских Социалистических Республик» («Правда», 30 марта 1928 г.).

Огромные заслуги… Слава богу, хоть обошлось без чинов, званий и наград! Ну, а бороться с врагами рабочих и крестьян уговаривать его не надо. Он этим, собственно, занимается всю жизнь. Всю жизнь он, в сущности, доказывает одно: право каждого человека на безграничные возможности духовного и физического развития.

60-летие Горького подробно комментировала вся печать. Особый интерес представляет для нас пресса русского зарубежья. Так, в подборке «Чествование Горького» издававшаяся А. Керенским в Париже газета «Дни» сообщала, что писатель восстановлен в звании академика, что «Рыков и Бухарин в своих приветствиях подчеркивают огромное влияние, оказанное Горьким на культуру»[23], что советский посол в Риме Курский поручил консулу в Неаполе лично приветствовать Максима Горького от собственного лица и от лица полпредства… Печать не забывала упоминать даже о таких, казалось бы, не столь уж значительных событиях, как открытие, при содействии Наркомпроса, в Канавине (район Нижнего Новгорода) рабочего факультета имени Горького…

Но разумеется, эмигрантская пресса не могла ограничиться заметками чисто информационными. Были здесь и злые выпады фельетонного характера, и оскорбительные заявления… И все-таки сегодня, когда мы стремимся постичь истину во всей ее полноте, не исключая и фактов, неприятных нам, имеет смысл подумать и над публикациями полемического характера, поразмышлять над ними.

Прежде всего следует отметить один совершенно очевидный факт. Горький как личность, как мыслитель и художник был оппозиционен, временами враждебен миру русской эмиграции. Правда, иные и в России называли его эмигрантом. Маяковский так и писал в нашумевшем «Письме писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому»: «Горько думать нам о Горьком-эмигранте».

Но почему же в таком случае его травила белогвардейская пресса? Яблоновский, к примеру, провозгласил очерк о Ленине величайшим преступлением в истории русской печати. Ни больше, ни меньше!

Приведем характерное свидетельство современника, писателя Далмата Лутохина, встречавшегося со всеми крупнейшими представителями русской эмиграции: «Навещаю Горького. — Вот первый действительно сильный человек, с которым сталкиваюсь за рубежом. — Интересуется Западом, в курсе и литературных, и научных, и политических дел. Отсутствует интерес к дрязгам, нет желания играть роль, поражает безмерная любовь к культуре и стремление сделать, что в силах, для родного народа. Гулливер среди пигмеев»[24].

Во многом именно противостоянием «Горький — эмигранты» и обусловлен характер публикаций прессы русского зарубежья. Этим, но не только этим… Оставаясь выразителем судеб и интересов народа, Горький поднялся в своем развитии на огромную духовно-интеллектуальную высоту, стал образованнейшим писателем планеты. Между тем во время юбилея наряду с вполне естественными формами выражения народной любви к писателю имели место и такие, в которых проявлялось несколько упрощенное, скажем так — простонародное представление о нем (как же, Максимыч, наш, человек из низов!). Грузчики Царицына избрали Горького почетным членом своей артели и послали в Сорренто членский билет и расчетную книжку.

Очевидно вспомнив еще одну из профессий писателя, Президиум ВЦСПС принял решение присвоить имя Горького пекарням в Ленинграде и Казани.

И вот за подписью Жана Нуаре появляются за границей такие куплеты:

Огорошен обыватель.
Хлещет, плещет гул молвы:
— Горький Максимум писатель
Избран пекарем Москвы!
Да утихнет гул полемик!
Ах, ужель вам невдомек:
То, что было академик,
Стало нынче — хлебопек.
Ибо это пролет-званье
Слаще меда и любви:
Можно жить и без писанья,
Вот без хлеба проживи!
Коль дырявые карманы,
Велика ли ваша честь?
Можно также печь романы,
Но попробуй-ка их есть!
Долго ль действовать намеком:
Так-то, братцы! А засим —
Будь московским хлебопеком,
Горький Максимум Максим![25]