В высшей мере странно выглядит история другой «не-встречи» — с Андре Жидом. Сначала его торопили с отъездом из Франции: Горький болен, печатаются бюллетени… И вдруг звонок Ильи Эренбурга, вовсе озадачивающий: Горький-де не умирает, ему лучше, но… именно поэтому встреча откладывается на неопределенный срок. Болен — нельзя. Выздоравливает — снова нельзя… А потом, как мы уже знаем, А. Жиду сказали еще, что в Москву следует прибыть не раньше восемнадцатого. Словно кому-то было заранее известно роковое значение этой даты. Жид прибыл днем раньше, семнадцатого. Его встречали Кольцов и Арагон. К Горькому повезли на другой день, но это же было восемнадцатое! Так не состоялась встреча, допустить которую Хозяин не мог никоим образом. Жид в своей независимости и откровенности был куда опаснее Арагона.
Выскажу предположение, которое может показаться даже абсурдным. Книга А. Барбюса «Сталин» вышла в 1935 году и тотчас была переиздана в «Роман-газете» тиражом 300 тысяч экземпляров (о чем сообщала и зарубежная пресса). И вот в том же 1935 году в Советском Союзе Барбюс умирает. Ну, кто бы мог предположить что-либо подозрительное?.. Кстати сказать, ко времени встречи в 1935 году в СССР Роллан с удовлетворением отмечал, что его соотечественник выглядит хорошо, бросил курить, настроен бодро.
Между тем, если вдуматься в изуверскую логику сталинских действий, можно прийти к кое-каким выводам. Во-первых, книга-панегирик написана, и главная цель Хозяином достигнута. Во-вторых, есть ли полная гарантия, что восхищавшийся Им автор не дрогнет, не проявит слабость перед лицом тех грандиозных судебных спектаклей-трагедий, которые вскоре должны были развернуться и о которых пока знал только один Главный Режиссер? Ясно, что полная гарантия тут невозможна, и даже малейший риск в таких делах должен быть исключен начисто. В-третьих, найдется ли тот, кто заподозрит, что человека, создавшего книгу-апофеоз, убирает его герой?
Но может быть, высшая «мудрость» Руководителя и состоит в том, чтобы совершать поступки, не укладывающиеся в рамки традиционно-наивных представлений, во власти которых коротают свои дни простые люди, «винтики»? Те, которые придерживаются тысячелетиями сложившихся норм. Но кто сказал, что никогда, ни в каких случаях нельзя отступать от этих норм? А если ради Великой Цели? Той самой, во имя которой рождается великая энергия?..
Думаю, после всего сказанного так называемая концепция «естественной смерти», которую не разделяет подавляющее большинство исследователей (см.: монографию Л. Спиридоновой «М. Горький: Диалог с историей», ИМЛИ, 1994), прекратила свое существование. Впрочем, на это она была обречена изначально.
Но давайте даже допустим на миг крайний вариант в ее пользу: прямые свидетельства очевидцев о болезни и смерти Горького отсутствуют, есть только чисто медицинские показания.
В какой мере можно полагаться на их полную объективность? Обратимся к обстоятельствам смерти другого выдающегося общественного и государственного деятеля Серго Орджоникидзе, последовавшей 18 февраля 1937 года. Для начала напомним, что ей предшествовало нарастание резкого недовольства Сталиным работой Наркомата тяжелой промышленности, возглавляемого товарищем Серго, — его «засорением вредителями».
В день смерти Орджоникидзе имел крайне резкий разговор по телефону со Сталиным, а потом сразу, не позавтракав, поехал в Кремль и продолжал разговор со Сталиным с глазу на глаз, длившийся несколько часов. Вернулся он в состоянии крайнего возбуждения. Затем — бурное заседание Политбюро, трудная работа по выработке резолюции. Вновь длительный, за полночь, резкий разговор со Сталиным по телефону. И наконец в ночь с 17 на 18 февраля — выстрел в кабинете Орджоникидзе.
Первыми, кто появились на его квартире, были сотрудники центрального аппарата НКВД во главе с одним из замов самого Ежова. Они констатировали, что в валявшемся на полу маузере было семь патронов, а пороховая гарь в стволе отсутствовала.
Явившийся следом Ежов, ознакомившись с составленным актом, обозвал энкаведешников «безмозглыми кретинами» и обещал с ними «отдельно разобраться». Разборка была недолгой: все участники первого обыска в квартире наркома вскоре были расстреляны.
О том, что происходило дальше, вспоминает супруга покойного Зинаида Гавриловна: «Когда „осмотр“ нашей квартиры, смахивавший на самый настоящий обыск, был в разгаре, объявился и Сталин в сопровождении всего состава политбюро и секретаря МГК ВКП(б) Никиты Хрущева. Дико было видеть, как эта молчаливая толпа переминалась у порога кабинета Серго и слушала диктовку Ежовым версии о причине смерти моего мужа „вследствие обострения болезни“. Только перед уходом Сталина, после его напоминания были, наконец, вызваны врачи».
А теперь воспроизведем отрывок из воспоминаний Л. Г. Левина, врача Кремлевской клиники, доставленного на место трагедии лишь к 17 часам.