Горький без грима. Тайна смерти

Горький пришел в мир в момент его коренного научно-технического переустройства. Мировоззрение писателя с поразительной чуткостью восприняло и вобрало в себя главные интеллектуальные импульсы эпохи. И когда в послеоктябрьские годы началось гигантское промышленно-техническое преобразование России, он расценил это не просто как вещественное воплощение планов правящей партии, но в первую очередь как воплощение своей собственной мечты. Он больше думал о материально ощутимых результатах человеческого труда в виде фабрик, заводов, электростанций, чем о тех усилиях, которые были затрачены на их сооружение. Так в сознании гуманиста общество, государство, созидающее все это во имя Человека, стали заслонять человека реального, того, кто держал в руках лопату или рукоятку тачки…

И когда подчеркивают, что в мировоззренческой концепции Горького слишком большое место занимало покорение природы, то не забудем, что писатель не рассматривал это как замкнуто-самоцельный процесс. В статье «Заметки читателя» (1927) Горький подчеркивал, что его занимает вопрос об отношении молодой советской литературы к «хозяину жизни — человеку, врагу природы, окружающей его…». И тут же мысль развивается дальше: «создателю „второй природы“ на основе познанных и порабощенных им сил первой, врагу и „ветхого Адама“ в себе самом».

В 30-е годы люди торопились переделать все. Жители страны с богатейшими природными ресурсами об экономии думать не старались, руководствуясь нехитрым успокоительным правилом: «лес рубят — щепки летят».

Был ли Горький сторонником подобной узко-«щепочной» психологии? Человек с гигантским кругозором, он смотрел на все происходящее не только с точки зрения плана пятилетки, но и с учетом всего общечеловеческого опыта, обретенного им вследствие чтения бездны книг, подкрепленного личными впечатлениями о жизни не только своей страны, но также Америки, Германии, Чехословакии, Италии…

Философ, пропагандист активно-оптимистического отношения к жизни, он вовсе не был казенным бодрячком, действующим в угоду пропагандистскому ведомству. Он часто говорил об изначальной трагичности человеческого бытия на Земле, связанной с одиночеством человека во Вселенной, с болезнями, слабостями человеческой натуры, с мыслями о смерти и мечтой если не о ее преодолении, то хотя бы о существенном продлении человеческой жизни.

Горьковская концепция природы куда ближе к истине, чем мы думаем. Потому что писатель исходит из диалектического представления о том, что путь к идеалу, гармонии лежит через преодоление противоречий. А они — противоречия — в принципе неустранимы. Преодолей одно — народится другое. Без противоречий жизни не существует.

В конце жизни Горький стал инициатором создания Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ). Ему были дороги искания его товарища по партии, философа-«еретика» А. Богданова (Малиновского). После революции тот отошел от политической деятельности, каковой с таким увлечением занимался в пору совместного с Горьким пребывания на Капри, и основал Институт переливания крови. В год первой поездки Горького в Россию (1928) поставил опыт на себе и погиб. Вот оно, подлинное безумство храбрых! В науке, познающей тайны Вселенной (а разве это не есть разновидность борьбы с природой?!), такому безумству воистину нет предела.

Да, болезни можно и нужно победить! Но как быть с землетрясениями? Вспоминал неотразимое впечатление от первой поездки в Помпеи. Целый город мгновенно был погребен под грудами раскаленной лавы. Ходил по раскопанным улицам. Содрогнулся, увидя тень на камне от мгновенно сгоревшего человеческого тела. Восторгался стройностью колонн, красотой разноцветных мозаичных ковров, устилавших полы вилл и круглых бассейнов…

Ну если человек бессилен уничтожить такие бедствия, как извержения вулканов или землетрясения, то, по крайней мере, надо научиться предсказывать их, чтобы ограничить их катастрофические последствия. Ведь чувствуют же надвигающиеся бедствия животные! А как же царь природы — человек?

…Для кого-то природа по-прежнему храм — и только. Для других — лишь мастерская. Но право же, дилемма по принципу «или — или» представляется теперь и наивной и опасной.

«Наука, ее открытия и завоевания, ее работники и герои — все это должно бы явиться достоянием поэзии. Эта — научная — область человеческой деятельности, может быть, более, чем всякая другая, достойна восхищения, изумления, пафоса».

Наверное, и тут Горькому не удалось избежать преувеличения. Но разве не ясно, что писатель прав, исходя из мысли о все возрастающей роли научного знания в жизни общества? Научная мысль не антипод естественного самодвижения жизни. Она мощнейший инструмент активного познания и преобразования ее на основе присущих самой жизни внутренних закономерностей. Общеизвестно? Да. Но повторять эту истину приходится потому, что Горького пытаются отлучить от нее.