Горький хлеб

— Каков молодец, бояре! Славно с татарином бился. За сию отвагу ‑ свой меч тебе дарю. Носи его с честью и приумножай славу русскую.

Глянув на князя Андрея Телятевского, воевода добавил:

— Этого молодца в поле на басурман не выпускай, княже Андрей. Сберечь его надобно для воинства.

Телятевский согласно кивнул головой и подошел к Болотникову.

— Не ошибся я в тебе, Ивашка. Получишь от меня достойную награду. А с этого дня забираю тебя в свою дружину. Будешь вместе с Якушкой подле меня ходить. Болотников, не остывший еще после тяжелого поединка, не сразу понял, о чем ему говорит вотчинный князь. Слова доносились до него словно сквозь сон. Опомнился он лишь тогда, когда на него налетел радостный Афоня Шмоток.

— Помогла моя ладанка, Иванушка. Сколь по Руси ни ходил, а такого детинушку, как ты, не видывал. Отколь тебе ратные хитрости ведомы?

— В баню идти ‑ пару не бояться, Афоня.

Затем Иванку окружили вотчинные мужики ‑ односельчане. Загалдели, восхищенно затрясли бородами.

— Князь‑то как, не осерчал? ‑ отбиваясь от мужиков, спросил бобыля Иванка, указав в сторону Телятевского.

— Рукой махнул. Не до меня ему нонче, ‑ весело рассмеялся Афоня.

Главные силы войска оставались в городке. Основные тумены Казы‑Гирея также находились на горах. Однако на поле сражались с обеих сторон до двадцати тысяч воинов, ежечасно подкрепляя друг друга все новыми и новыми отрядами всадников.

Нарастал и ширился шум битвы. Всхрапывали и заливисто ржали кони, ревели походные варганы, гудели бубны, протяжно пели рога, свистели стрелы. И все это перемешалось с оглушительными воплями ордынцев и громогласными кличами, русских ратоборцев.

Ближе к Данилову монастырю жестоко рубились вершники, а правее, возле изгиба Москвы‑реки, навстречу конным ордынцам выступили около тысячи пеших пищальников, поражая татар пулями и картечью. Однако джигиты также наносили русским значительный урон, почти без промаха пуская свои стрелы в ратников.

Песчаная равнина покрылась трупами коней и воинов.

К полудню князь Телятевский вновь подошел к воеводе Тимофею Трубецкому.

— Не привык праздно на битвы взирать, князь. Легче в поле быть, чем в стане изводиться. Разреши, Тимофей Романыч, своих ратников на басурман вывести.

— Не пришло еще наше время, князь Андрей. Боярам наказано при главном войске покуда быть.

— Пущай едет, воевода. Глянь ‑ близ Данилова монастыря ордынцы наших теснят. Надо бы на подмогу еще ратников послать, ‑ степенно поглаживая бороду, проговорил Иван Васильевич Годунов, приставленный ближним ратным советником при Тимофее Трубецком.

— Добро, князь. Даю тебе три сотни вершников. Скачи под Данилов, согласился воевода.

Телятевский подъехал к своим посошным людям, давно сидевшим на конях, крикнул:

— Пришел наш черед. Якушка, выводи ратников. Поставь их за мной в передовую сотню. А тебе, Ивашка, здесь оставаться. С богом!

Когда новые три сотни воинов выехали из дощатого городка на песчаную равнину, Иванка не удержался и поскакал вслед быстро удалявшимся всадникам. Позади услышал звонкий выкрик безлошадного Афони Шмотка:

— Вернись, Иванка! Потеряешь голову в сече! Вер‑ни‑и‑ись!

Да где уж там! Разве удержишь теперь в стане горячего и дерзкого ратоборца. Не таков Иванка, чтобы за чужими спинами отсиживаться. Сердцем копья у недруга не переломишь…

Князь Андрей Телятевский врезался в самую гущу татар, где его сразу же оглушил звериный крик монголов, мощный гул боевых барабанов и звон оружия.

Низкорослый широкоплечий татарин сильно метнул в князя короткое копье, но оно только скользнуло по плечу чешуйчатой кольчуги. Телятевский в два скачка достал татарина и взмахнул мечом, разрубив басурманина до пояса.

Признав в нарядном всаднике знатного воина, татары принялись отчаянно наседать на Телятевского. Рослый татарский сотник, размахивая клинком, прокричал своим джигитам:

— Берите в полон уруского коназа[150]. Будет щедрая награда от повелителя!

Гневен и жуток был для врагов князь Телятевский. Нанося мечом страшные по силе удары, Андрей Андреевич кричал обозлено:

— Это вам за сестрицу!

— А это за вотчину!

— Теперь за Москву!

Татары валились с коней. Поняв, что уруского князя в полон взять не удается, джигиты еще яростнее закружились вокруг Телятевского, которого прикрывали Якушка, Никита Кудеяр и другие ратники.

Звеня доспехами, богатой сбруей и бубенцами, к Телятевскому прорвался мурза Бахты‑Гирей. Его длинный кривой меч поверг наземь немало московитян.

— Принимай смерть, презренный! ‑ на русском языке выкрикнул мурза. Бахты‑Гирей когда‑то жил на Руси в числе людей посольских и постиг язык московитов.

— Не бывать тому, поганый! ‑ в свою очередь воскликнул князь Телятевский и с первого же удара отсек высокомерному мурзе правую руку…

Бахты‑Гирей дико взвыл от боли, бросил левой рукой щит и, с перекошенным, побелевшим лицом, отскочил в сторону. Его плотным кольцом окружили верные нукеры, которые помогли мурзе выбраться из кровавой сечи…

Увлекшись битвой, Телятевский не заметил, как оторвался от своих ратников. Возле него ловко крушил врагов лишь один Якушка.