— О том и высказать страшно, Сенька. Иду эдак я от патриарха Иова, а стречу мне пятеро рыбаков с челном на плечах. Сами в скоморошьих платьях, а в левой руке у каждого ‑ щука до земли стелется. Остановился перед ними, спросил: "Отчего, дети мои неразумные, эдак по Кремлю бродите?" Поставили рыбаки челн на землю, в ноги мне поклонились. А сам я так и обмер, Сенька. Вижу, в челне покойный князь Иван Петрович Шуйский лежит, коего в Белоозере удавили[112], и на меня перстом тычет да слова говорит. А вот о чем запамятовал, Сенька. Ох, не к добру это. Закажу седни молебен. Помолюсь господу усердно.
— Рыбаки с челном ‑ к добру, батюшка царь, ‑ успокоил государя постельничий.
— Дай‑то бог, ‑ широко перекрестившись, промолвил Федор Иванович и приказал. ‑ Наряжайте меня, дети. Кафтан наденьте смирный. Поспешайте, поспешайте, Поди, заждался меня духовник.
В моленной ожидали государя духовник Филарет и крестовые дьяки[113]. В палате пахнет воском, ладаном, сухими цветами, плывет сладковатый кадильный чад. Горят лампады, свечи в золоченых шандалах. Лучи солнца, пробиваясь сквозь оконца, зажгли драгоценные каменья на окладе многочисленных икон, паникадилах.
На святом отце ‑ риза серебряная, травчато‑белое оплечье низано крупным, средним и мелким жемчугом и золотою битью. На груди духовника серебряный крест с мощами святых.
Филарет благословил царя крестом, возлагая его на чело и ланиты. Федор Иванович, опустившись на колени, приложился к кресту и правой руке духовника, а затем потянулся к святцам. Но книжицу, облаченную красным бархатом, раскрывать не стал. Поднялся с колен и с блаженной улыбкой вымолвил:
— Знаю, знаю, отец мой. Сегодня день святого Тихона. Вели принести икону.
Крестовый дьяк внес в моленную образ святого Тихона, поставил его перед иконостасом на аналой. Федор Иванович облобызал святого и зачал утреннюю молитву.
Набожный царь истово выполнял все седмицы. В воскресенье он поминал по церковному обычаю воскресение Христово, в понедельник ‑ ангелов божьих, во вторник ‑ пророков, в среду ‑ предательство Христа Иудой, в четверг святителей христианских, в пятницу ‑ распятие Христа на кресте, в субботу всех святителей православной церкви и умерших.
Крестовый дьяк со святцами стоял позади государя и, закрыв глаза, тихо шептал молитвы. Вдруг тяжелая книжица выпала из его рук и шлепнулась на пол. Филарет сердито затряс бородой, погрозил служителю перстом.
Федор Иванович, оторвавшись от образа, долго и умиленно, со слезами на глазах смотрел на суровые лики святых. А затем рухнул тощими коленями на тонкий узорчатый коврик.
И начались государевы низкие поклоны, тягостные вздохи, молитвенные стенания…
Царь молится!
При трепетном пламени свечей Федор Иванович молится о священном чине, о всякой душе скорбящей, об избавлении от гладу, хладу и мору, огня, меча, нашествия басурманского и междоусобиц…
И поминутно разносится в палате протяжно, просяще и скорбно:
— Господи‑и‑и, поми‑и‑луй! Го‑осподи поми‑илуй!
По окончании утренней молитвы, Филарет окропил святой водой государя, а дьяк принялся читать духовное слово из Иоанна Златоуста.
Царь с благочестивым лицом внимал дьяку и все покачивал головой.
— Великий богомолец был праведник Иоанн. Помолюсь и за его душу, сказал царь, утирая слезы.
— Помолись, царь. Да токмо к государыне‑матушке самая пора. Заутреню скоро зачинать, ‑ промолвил духовник.
— Пошли к царице Сеньку, святой отец.
Постельничий вскоре вернулся и с низким поклоном доложил:
— Матушка наша, великая государыня еще почивает.
Федор Иванович забеспокоился ‑ грех заутреню просыпать ‑ и поспешил в соседнюю палату ‑ покои царицы.
На широких лавках спали сенные девки. Царь ухватил одну за косу. Девка вздрогнула, подняла сонные припухшие глаза на государя и бухнулась с лавки на пол, встав на колени.
Но Федор Иванович после молитвы по обычаю был кроток, спросил лишь тихо:
— Отчего государыня не поднялась?
— Прости меня, грешную, государь и царь наш. С вечеру скоморохи царицу тешили, припозднились. Проспали, батюшка.
Федор Иванович подошел к спящей царице. Ирина ‑ молодая, цветущая, темноволосая, безмятежно спала, чуть приоткрыв полные вишневые губы.
В опочивальне под низкими каменными сводами душно, Легкое тонкое покрывало сползло на пол, устланный яркими заморскими коврами. Ирина чему‑то улыбается во сне, лежит на спине, широко раскинув смуглые обнаженные руки. На подушке вокруг головы ‑ пышный венец кос.
Царь поднимает с ковра одеяльце и тихо покрывает им разметавшуюся во сне супругу. Но снова вспоминает о богослужении и слегка трогает царицу за плечо.
— Вставай, Иринушка. К молитве пора.
Государыня просыпается, по‑детски трет кулачком глаза. Глянула на постное болезненное лицо царя, потянулась и грустно вздохнула.
— Нешто уже заутреня скоро, батюшка?
Федор Иванович кивает головой и возвращается к духовнику. Садится на лавку и, пока царицу одевают, вновь рассказывает Филарету о привидевшемся челне с мертвым Иваном Шуйским.
— Скорбит душа моя, святой отец. Растолкуй, к чему бы это?
Филарет осенил царя крестом, подумал с минуту и пояснил: