Горький квест. Том 2

— Плюнь и не верь, — уверенно посоветовала Ирина. — Выбросить из головы, конечно, не получится, даже советовать не буду такую глупость, потому что сама два раза попадала и знаю, что выбросить из головы невозможно. В первый раз я совсем молоденькой была, студенткой еще, в театральном училась, когда дело дошло до второго этапа — звонил и говорил, что у него сердечный приступ и он умирает. Я уже с будущим мужем встречалась, дело к свадьбе шло, а этот тип все не мог успокоиться и отстать от меня, смертью своей угрожал. Один раз очень натурально получилось, я поверила, перепугалась, маме сказала, мама тоже поверила и вызвала «скорую» на его домашний адрес. Мы с ней подхватились и помчались на такси. По дороге я от нее выслушала целую лекцию о том, что нужно быть добрее и уметь сопереживать, и вообще нельзя так обращаться с достойным человеком, и я сама виновата в том, что довела его до сердечного приступа… Приехали, а он сидит живой, здоровый и веселый, чаек попивает, телевизор смотрит. Мы раньше «Скорой» добрались, так маме еще пришлось с врачами потом объясняться, когда они приехали, извиняться за ложный вызов. Ну и от врачей мы тоже наслушались, сама понимаешь. Малоприятно было, конечно, зато поучительно, и после этого он отстал.

— А второй?

— Второй был позже, дочке уже пять лет исполнилось. Но тут я долго терпеть не стала. Сначала все развивалось по той же схеме, он меня унижал и гнобил, я переживала и плакала, а потом вдруг поняла, что это на дочке отражается. Ребенок маленький, а я все время в плохом настроении, подавлена, расстроена… В общем, как только я заметила, что ребенок страдает, — всё, как отрезало. До этого я всерьез относилась к угрозам, что весь театр узнает, какая я глупая и никчемная, бездарная и непрофессиональная и что я могу только под его бесценным руководством играть хотя бы совсем маленькие роли, а без него я — полное ничтожество. Он режиссером был в театре, где я тогда работала. Не главным, конечно, не худруком. И ведь я ему верила! Когда опомнилась — решила: пусть все знают, что я бездарная, пусть я всю жизнь буду играть эпизоды, но ребенок страдать не должен. Меня давно уже приглашали в другой город, в ТЮЗ, а я всё боялась оторваться от своего благодетеля, думала, без него все сразу поймут, что я ни на что не гожусь. И никогда у меня не будет главных ролей. Амбиций по молодости много было…

Она легко вздохнула и рассмеялась.

— Амбиции — это вещь полезная, спору нет. Но ребенок важнее. И я уехала. Хотя второй этап с причитаниями «вернись, я все прощу» пришлось вынести. Но после того случая со «Скорой» устойчивость к подобным фокусам сильно повысилась.

Ирина умолкла, задумчиво глядя на озеро. Потом негромко и мягко добавила:

— Когда они перестают давить и начинают просить, невольно сразу вспоминаются все самые лучшие моменты, самые светлые дни, и кажется, что все можно вернуть, начать сначала, и опять будет любовь, радость, восторг… Да?

Дуня молча кивнула.

— На это и расчет. Не поддавайся. Не верь. Такие типы испытывают радость только тогда, когда видят унижение и боль партнера, это помогает им чувствовать себя на пьедестале, любоваться собой и наслаждаться собственной силой, умом и красотой. Я понимаю, что тебе трудно. Но нужно терпеть.

— Долго?

— Все, что имеет начало, имеет и окончание, — улыбнулась Ирина. — Нет ничего бесконечного в жизни людей. Может быть, долго, может быть, не очень, но оно обязательно закончится. Обязательно. Я тебе обещаю.

Картежники бросили игру, разделись и побрели к воде. Плавать не стали, окунулись и теперь медленно, вразвалочку направлялись к Дуне и Ирине.

— Девчонки, полотенцем не поделитесь? — заговорил один из них, подойдя поближе.

Остальные не торопясь подтягивались. «Ну вот, — обреченно подумала Дуня, — началось».

— Извините, мальчики, не поделимся, самим не хватает, — спокойно ответила Ирина.

Рядом с первым переговорщиком встал второй, чуть помоложе, лет двадцати, как показалось Дуне.

— А чего это такие красивые — и полотенец не хватает? — вступил он. — У красивых телочек всего должно хватать, и полотенец, и мужиков. Непорядочек. Надо это исправить.

Дуня сжалась, от напряжения даже плечи свело. А Ирина была все так же невозмутима.

— Мальчики, ну посмотрите на меня. Какая из меня телочка? Вы знаете, сколько мне лет? Да я уже старуха, у меня дочка вашего возраста. Кому я нужна?

Она быстрым движением подняла подол сарафана и сделала приглашающий жест рукой.

— Ты наклонись, посмотри, какой целлюлит. Видишь? Нет, мои дорогие, я давно ушла из большого секса. От меня толку никакого.

Картежники, словно повинуясь невидимой указке, дружно наклонились, рассматривая пышные бедра. А Ирина все продолжала говорить:

— Видите? Ни на что уже не гожусь. И полотенца у нас мокрые. С нами только время зря потеряете.