— А убийство бомжа мы так и не раскрыли, хотя старались изо всех сил. Мы, опера, Димыча уважали и ценили, и когда выяснилось, что его сын не причастен, посчитали для себя делом чести вычислить и найти преступника. Ну, как бы в память о нашем Димыче. Чтобы никто о нем не думал как об офицере милиции, воспитавшем в своей семье убийцу. Всю агентуру на уши подняли, всех трясли — ничего. Но руководство нам особо долго возиться с этим убийством не позволило, бомж — он и есть бомж, чай, не председатель исполкома и не народный артист. Это преступление даже на контроль на уровне города не поставили. Как нынче говорят, за бомжа никто вписываться не стал. Знаешь такое выражение?
— Раньше не знал, теперь выучил, — улыбнулся я. — И ты надеешься сейчас раскрыть то давнее убийство?
Он рассмеялся своим журчащим, дробным смехом.
— Что ты, Дик, такие глупости мне даже в голову не приходят. Убийство бомжа в подъезде, да спустя сорок лет… Нереально. Да и зачем? Даже если допустить невероятное и поверить, что я найду убийцу, то что с ним делать? Сроки давности вышли, к ответственности привлечь невозможно.
— Тогда зачем тебе мой проект?
— Хочу попытаться понять Димыча. Не дает мне покоя его самоубийство. Все сорок лет думаю о нем, думаю, а понять не могу. И с каждым годом от этого понимания отдаляюсь все дальше.
— Почему?
— Потому что Димыч, подполковник Волосов то есть, был мужиком сорока восьми лет от роду, жившим в середине семидесятых, имевшим жену, единственного сына и любимую работу. У меня был шанс, небольшой, но был, приблизиться к пониманию Димыча, когда мне самому перевалило за сорок и у меня были жена, единственный сын и любимая работа. Потом я овдовел, потом сын создал свою семью, потом меня поперли с любимой работы, поскольку стар стал, не гожусь больше. Теперь, когда я думаю о Димыче, все мысли пропускаются через мой жизненный опыт, как сквозь фильтр, понимаешь? О чем бы я ни рассуждал, я все равно рассуждаю как старик, которому хорошо за семьдесят. Я еще помню, как я думал и чувствовал, когда был в возрасте Димыча, но период-то был уже другой, время другое. Перестройка, воздух свободы и все прочее… А в середине семидесятых я был моложе и еще не мог понимать жизнь так, как понимал ее Димыч. Вот я и понадеялся, что если меня поместить в обстановку, хотя бы отдаленно напоминающую семидесятые годы, то, может, какое-то понимание придет. Глупо, да?
— Совсем не глупо. Я ведь, в сущности, в своем проекте пытаюсь сделать то же самое: заставить современных молодых людей мыслить и чувствовать так же, как их ровесник сорок лет назад. Спасибо, что рассказал.
— Чайку? — предложил Назар.
— С удовольствием, — отозвался я.
Нужный офис Артем нашел далеко не сразу: дома на указанной на сайте улице строились хаотично и в разное время, и номера им присваивали с обозначением «корпусов» и «строений», да еще с дробями — не пойми в каком порядке. Ну как, как можно с первого раза найти дом 12/4, корпус 3, строение 1, если рядом с домом 10 находится дом 16, корпус 7? На половине зданий хотя бы указатели висели, но другая половина существовала анонимно. Хорошо, что Артем вышел из дома с запасом времени, как чувствовал, что придется долго плутать.
— Алена Игоревна скоро освободится и примет вас, — с важным видом объявила веснушчатая девушка за стойкой напротив входа.
Артем молча уселся на единственный стул для посетителей. Он пришел за две минуты до назначенного времени. Если Алена Игоревна примет его через две минуты, можно считать, что с этой дамой ему повезло. И почему так мало людей в деловом мире, которые умеют рассчитывать время? Еще ни разу в жизни Артему не удалось войти в чей-нибудь кабинет точно в назначенный час.
Прошли две минуты, потом еще пять, потом еще пятнадцать.
— Прошу прощения, — обратился он к веснушчатой девушке, — вы уверены, что Алена Игоревна помнит о нашей встрече? Время, которое она назначила, истекло двадцать минут назад.
— Алена Игоревна занята. Ждите, — невозмутимо, но строго ответствовала та.
За свой проект Артем был спокоен, ему удалось даже за короткий срок пребывания в поселке нащупать то важное отличие в ментальности людей среднего возраста, которое прежде ускользало от него, и теперь он был уверен, что его маркетинговая стратегия окажется лучшей из всех предложенных. Если же его проект не примут, это не будет означать, что он не прав. Это будет означать только то, что он понял проблему недостаточно глубоко и недостаточно точно. Тогда он поедет на основное мероприятие и попытается усовершенствовать свои знания, чтобы довести проект до ума и снова предложить, пусть и не в эту компанию. Все равно проект будет убойным, его с руками оторвут. Ну, а уж если примут в том виде, как он его подает сейчас, тогда и в поселок он больше не вернется, делать там Артему совершенно нечего. Но как же его бесит эта необязательность и непунктуальность людей, назначающих встречи!