Горький мед

«Немудрено, что мужчины липнут к ней, как мухи к меду», — подумала Ольга, как думала не раз, когда они, бывало, сидели у нее на кухне за разговорами, а Светка, рассказывая о чем-то, вдруг загоралась, встряхивала головой, и волосы, пышной короной обрамлявшие лицо, падали ей на плечи.

За окном бушевала гроза, ветер стучал еловыми ветками в окно, молнии время от времени освещали полумрак комнаты и склоненные друг к другу головы подруг — темную и рыжевато-каштановую.

Николаша куда-то ушел и вскоре вернулся, неся большой поднос с едой. Поставив поднос на тумбочку возле кровати, он снова занял свой пост у двери. Увидев аппетитные яства, Ольга почувствовала, как она проголодалась. Светка от еды отказалась и выпила только чай.

— Я теперь, Олюня, не ужинаю, берегу фигуру, — насмешливо пояснила она.

— Но ведь Ольга Михайловна с самого утра ничего не ела, — подал голос Ираклий, приняв озабоченный вид.

— Зато хлороформа твоего нанюхалась, — сердито возразила Светка. — Сколько в нем калорий?

Николаша дернул за шнурок у двери, и комната осветилась мягким розовато-кремовым светом, спокойным и в то же время нарядным. Ольге вспомнились посиделки у нее на кухне с таким же ровным, неярким светом, с безумной кукушкой на стене, и тот мир, в кругу близких людей, которые, она была уверена, никогда не стали бы душить ее тряпкой с хлороформом, показался ей далеким и недосягаемым.

Говорили они не меньше часа, но им показалось, что прошло всего десять минут. Ираклий молча сидел в кресле напротив, курил, внимательно прислушивался к их беседе, стараясь не упустить ни слова.

Разговор шел в основном об общих знакомых, о звонке Киры Петровны, об Ольгиных сослуживцах, главным образом о «почитателе», о здоровье дяди Паши и его будущей пасеке, а когда Светка завела речь об Игоре и Ольга сообщила ей о свадьбе, та просто остолбенела и смогла вымолвить только: «Ну и дела!» — и надолго замолкла, пытаясь как-то переварить сенсационную новость. Она была настолько потрясена этим сообщением, что собственное положение показалось ей чуть ли не естественным и нормальным.

Подруги могли бы обсуждать сие волнующее событие всю ночь, Ираклий понял это, поэтому встал и, посмотрев на часы, решительно произнес:

— Ну-с, дорогие мои, пора заканчивать беседу. Уже половина девятого, а в пять утра нам выезжать.

Светка опять заплакала и прижалась к Ольге, Ираклий подошел и осторожно потянул ее за руку.

— Ну же, детка, пойдем, — ласково увещевал он. — Ольге Михайловне надо отдохнуть. Завтра у нас нелегкий путь, да еще по мокрому шоссе. Обещаю тебе, что буквально через несколько дней вы снова будете вместе.

На прощание Светка попросила Ольгу позвонить в Курск и успокоить мать, объяснив, что она действительно в командировке, ну хоть на Алтае, к примеру, и скоро приедет.

Уходя, Ираклий указал Ольге на дверь у окна:

— Это, Ольга Михайловна, туалет и душ, а комнату, с вашего разрешения, я закрою на ключ, чтобы и вам и нам было спокойнее.

Он пошел к выходу, но, как будто вспомнив что-то, обернулся:

— Да, вот еще что. Если вам вдруг придет фантазия воспользоваться, так сказать, окном, то искренне не советую этого делать. Даже если вы удачно приземлитесь, вокруг дома высокий забор, который вам не одолеть, да и собаку Георгий Иванович на ночь с цепи спускает. Так что… — Он развел руками в знак сожаления, что не может помочь ей в осуществлении побега через окно.

Но Ольга и не помышляла о побеге. За окном была уже беспросветная тьма, ливень и тяжелая еловая лапа попеременно стучали по стеклу, и комната, освещенная розовым светом, в которой было тепло и уютно, показалась ей маленьким островком, затерянным в океане событий и перипетий ее в общем-то спокойной и размеренной жизни.

Когда, приняв душ, она погасила свет и легла, то почувствовала, что нервы напряжены до предела и вряд ли она сможет сомкнуть глаза в этом чужом доме, на этой жесткой широкой кровати, в запертой снаружи, как ловушка, комнате.

«Что-то Светка говорила про командировку на Алтай? — подумала она. — Ах да, просила передать Кире Петровне… На Алтай… Почему… Алтай…» Это были последние слова, промелькнувшие у нее в голове, но смысла их она уже не понимала.

Ее разбудил негромкий стук в дверь и голос Ираклия:

— Ольга Михайловна, пора вставать! Через полчаса выезжаем.

Затем — два поворота ключа в замке и его удаляющиеся шаги.

Ольга приподнялась на кровати, потерла глаза.

За окном светало. Первое чувство, которым она встретила начинавшийся день, было недоумение: как, она спокойно проспала всю ночь в этом бандитском логове! Причем заснула мгновенно и спала так сладко, что не видела во сне никаких кошмаров. А снились ей пчелы на дядипашиной пасеке, большие, добрые, мохнатые, размером с комнатную собачку. Она не удивлялась их размеру и тому, что их приходится выгуливать по цветущему лугу на поводке.

Едва она успела умыться и одеться, в дверь снова постучали, и вошел Ираклий.