Горький мед

На самом же деле она была почти уверена в успехе. Селина казалась ей благодатным объектом для съемки. Очевидно, все ее фотографы были мужчинами и работали на стереотипе «роскошная женщина — роскошная одежда». В Седине же главным были не изящное телосложение, не тонкие, аристократические черты, а противоречивость и порывистость характера, которые можно было подчеркнуть только простой одеждой. Она будет удачно контрастировать с одухотворенной выразительностью лица, в то же время не станет отвлекать от него внимание.

Кроме того, Глэдис очень хотелось снова очутиться на борту «Морской звезды», снова увидеть Пола. Вряд ли им удастся поговорить с прежней откровенностью, поскольку Селина будет рядом. В конце концов, она была его женой и имела полное право быть вместе с мужем.

— Хорошо, в девять я буду у вас, — кивнула Глэдис, и они заговорили о другом — о фильме, который ставился в Голливуде по роману Седины, о ее последней книге, о путешествии на юг Франции, которое они с Полом собирались предпринять через несколько недель, и даже о детях Глэдис.

— Я просто не знаю, как вы на это решились, — сказала Седина, не скрывая своего восхищения. — Я всегда боялась, что ребенок — пусть даже один — может серьезно помешать моей карьере. Даже когда мне было двадцать, я не хотела иметь детей. Правда, когда Пол женился на мне, он настаивал на том, что мы должны завести ребенка, но к этому времени мне уже исполнилось тридцать девять, и детей я хотела еще меньше, чем в молодости. На самом деле я, наверное, просто боялась ответственности, боялась сложностей и неудобств, которые связаны с появлением в доме маленького существа. Ко всему прочему, я была очень занята, а родить ребенка просто потому, что все так делают, — родить, чтобы тут же отдать его на воспитание кормилицам и гувернанткам, — это, наверное, тоже не выход.

— А я, признаться, люблю детей, и мне нравится то, чем я занимаюсь, — просто сказала Глэдис. Ей очень хотелось спросить Седину, не жалеет ли она о своем решении, но это было бы бестактно. Глэдис прекрасно понимала, что они — слишком разные люди, почти антиподы. Глэдис всегда предпочитала говорить то, что думала, и не любила ничего скрывать. Седина, напротив, была прирожденной лицедейкой. Напористая агрессивность сочеталась в ней с изощренным умом, привыкшим добиваться своего искусным маневром, интригой, даже притворством. Похоже, она в совершенстве усвоила принцип «разделяй и властвуй» и, следуя ему, получала удовольствие не только от результата, но и от самого процесса.

И все же, несмотря ни на что, Седина нравилась Глэдис. Теперь она ясно видела, за что Пол так любит свою жену. Седина была настолько сильной, — «нравной», как сказал бы отец Глэдис, — что жить с ней было все равно что мчаться по пересеченной местности на чистокровном, не до конца объезженном скакуне. Общаться с ней каждый день было, наверное, нелегко. При этом Седина оставалась бесконечно женственной, и это было, пожалуй, единственным, что объединяло их с Глэдис.

Пол вскоре вернулся к ним и стоял, молча потягивая свое пиво и любуясь контрастом между обеими женщинами. Седина и Глэдис как будто воплощали два полюса женственности, и обе бесконечно восхищали его, хотя признаться в этом даже себе он — в силу некоторых причин — не осмеливался.

Пол почувствовал даже некоторое облегчение, когда к ним подошел Сэм. Глэдис представила сына Селине. Сэм вежливо пожал руку знаменитой писательнице, но, разговаривая с ней, он чувствовал себя довольно неловко. Селина совершенно не умела общаться с девятилетними мальчиками. Она разговаривала с Сэмом, как со взрослым мужчиной маленького роста, и ее шутки пропали втуне. Сэм их просто не понял.

— Он — прелесть, — сказала Седина, когда Сэм с явным облегчением вернулся к группе сверстников, затеявших поблизости игру в волейбол. — Если вы, Глэдис, когда-нибудь утром обнаружите, что Сэмми нет в его кроватке, можете не сомневаться, Пол взял его с собой в Бразилию, и плывут они в какой-нибудь скорлупке под парусами.

— Сэму бы это понравилось, — улыбнулась Глэдис.

Седина вздохнула.

— В том-то и дело, что Полу это тоже понравилось бы. Но что естественно для мальчишки, в шестидесятилетнем мужчине вызывает только жалость. Мужчины — такие дети, вы не находите? Каждый раз, когда они не получают того, чего им хочется, они обижаются, как маленькие, и способны дуться часами.

— Не знаю, — ответила Глэдис, думая о Дуге. В нем не было ничего мальчишеского. Напротив, он казался ей очень серьезным, очень взрослым, почти… старым. Но вслух она ничего не сказала.

Они поболтали еще немного. Потом Пол и Седина уехали. А еще через несколько часов пикник закончился, и Глэдис с детьми вернулись домой. Они так устали, что почти сразу легли спать, и впервые за все время Глэдис мгновенно заснула, ни о чем не думая и не тревожась.

На следующий день Глэдис разбудила Сэма в половине восьмого. Наскоро позавтракав, они сели на велосипеды и отправились в яхт-клуб.