Горький мед. Гренландская кукла. Кодекс смерти. Девятый принцип. Перст Касандры

Профессор Донато д'Анджело сообщал, что текст папируса «Офанес» в основном легко поддавался толкованию. Однако с одним фрагментом, написанным по-гречески, дело обстояло иначе. Сами по себе слова не вызывали сомнения, но общий смысл оставался неясным. Д'Анджело склонялся к тому, что здесь нашла свое отражение наиболее темная и неизвестная глава философской традиции Греции: герметизм.

Среди исследователей античной философии давно обсуждались гипотезы, согласно которым пифагорейцы заложили основу школ, развивших тайное магическое учение, получившее со временем большое влияние. Об этом говорило много косвенных признаков, однако, прямых доказательств не было. Упомянутые гипотезы почитались чисто умозрительными. Вплоть до последнего времени. В тексте «Кодекса Офанес» содержались весьма странные места.

Фредрик Дрюм с большим интересом читал сообщения Донато д'Анджело. В его чемодане лежало изрядное количество книг о философских школах античности, которые он собирался как следует изучить. В самолете его внимание было сосредоточено на копии маленького фрагмента, приложенной к письму. Греческий текст он прочел без труда. Общий смысл и впрямь оставался неясным, хотя слова сами по себе не вызывали сомнения. Загадка заключалась в том, что в тексте ни с того ни с сего вдруг появлялись знаки совершенно незнакомого письма. Он никогда не видел ничего подобного.

В особой тетради, которую он завел для этого случая, Фредрик Дрюм записал предварительный перевод части текста, поддающегося толкованию. Вот как выглядели эти строки из «Кодекса Офанес, Фрамент № 233 XII»:

«…Дамипп расставил столько же факелов, сколько (ставили) в Одеоне для праздника Апатурии; так, говорят, повелел фратриям ученик Симмия — Кротон Мудрый. Печать Эрметики, с надписями Гефеста, Гекаты и Персефоны, скрывает послание Священного, Священнейшего Силотиана, как оно воплощается в Ритуале Смерти, и вот каково оно:…(Следуют четыре строки загадочных письмен, герметическое письмо?)… Сказал Эрметика Хирон — таков Шепот Смерти для наших неверных в сельских дионисиях. Synedrium есть Umbilicus Telluris (латынь?) так Одеон вовеки оберегает Гармонии…»

Фредрик Дрюм радовался. В самом деле радовался, предвкушая интересную работу. Никакие трудности не страшны, когда рядом с ним будет Женевьева Бриссо. Так ему думалось перед тем, как самолет сел на аэродроме в Катандзаро.

Никаких проблем, казалось Фредрику в полудреме. Муравьи ползали по его лицу, забирались в ноздри, уши, глазницы. Он ничего не замечал. Не заметил, что начинает смеркаться и что далеко в море крохотными точками снует множество лодок. Это были рыбацкие лодки. Но сегодня они вышли в море не на лов. Сегодня — первое августа, камольи, праздник в честь Мадонны Стеллы Марии.

Фредрик сильно чихнул и проснулся. Садясь, он продолжал чихать, очищая ноздри от муравьев. Заметно стемнело, и он уже приготовился снова лечь, с тоской представляя себе перспективу провести еще одну ночь на этой полке.

— Воды, — прохрипел он только затем, чтобы услышать собственный голос.

Потом уставился на море. Протер глаза, чтобы избавиться от мелькающих искр. Искры? Да нет, непохоже, десяток неподвижных светящихся точек на поверхности моря. Огоньки? Он выпрямился и доковылял до края полки. Моргнул несколько раз, всматриваясь в темноту. В самом деле, огоньки. Очевидно, там плавают лодки.

Лодки!

Теперь он видел их отчетливо. На волнах качалась вереница огней, огни были зажжены на лодках.

Ничего не понятно. Огни на лодках? Эллины вновь плывут из-за моря, чтобы завоевать Калабрию? Уснув, он умер и проснулся в древнем мире? Напрягая усталый мозг, Фредрик сообразил наконец, что видит плавучую процессию, которая открывает или же завершает празднование камольи. Ну конечно, он ведь где-то читал об этом. По случаю праздника в море выходят лодки с огнями. Он насчитал два-три десятка огней; очевидно, эти лодки вышли из рыбачьих поселков по соседству.

Фредрик Дрюм сразу ожил.

Удивительно: он даже ухитрился насвистывать песенку потрескавшимися губами — «Моряк, возвращайся скорей», лихорадочно собирая в кучу огромные пучки сухой травы. Одну кучу он соорудил, когда добирался до камней. Свалив здоровенную охапку на самом краю полки, он поджег ее; к счастью, зажигалка не подвела. Вслед за клубами густого желтого дыма вверх на несколько метров взметнулись языки пламени.