Горький привкус победы

— Это объяснить непросто. Понимаете, у нас с сыном гораздо более близкие и доверительные отношения, чем просто у тренера со спортсменом. Это естественно, не находите ли? Матч складывается не в нашу пользу. И мне хотелось подойти поближе, показать, что я переживаю не меньше его, и помочь ему этой близостью как-то. Ну чтобы он почувствовал, что я рядом. И ощутил свою силу.

— Вы считаете, что вам это удалось?

— Надеюсь, да. И результат матча свидетельствует о том, что я прав.

— Но разве подобный выход на корт не запрещен регламентом?

— Вообще-то, запрещен. Хотя на Кубке Дэвиса, к примеру, такого запрета нет. Говорят, что Федерация тенниса готовит эксперимент, когда тренеру можно будет подсказывать своему ученику во время матча. И правильно. Давно пора.

— Извините, но это к делу не относится. На данном конкретном соревновании вы имели право находиться на корте?

— Нет. Но я практически и не находился. Был вдалеке и не имел возможности подсказать Коле. А именно это и запрещено.

— Но если подходить формально?..

— Да. Меня могли выгнать. Просто нас знают. И простили отцу это небольшое нарушение.

— Но оно позволило вам все-таки пообщаться с сыном?

— Абсолютная случайность. В соответствии с правилами тенниса перерывы делаются только в матчах из пяти партий. После третьей. Тут же поединки трехсетовыми были. И по регламенту между партиями перерывы не более пяти минут. До туалета добежать в самый раз… А между геймами вообще девяносто секунд: едва успеваешь полотенцем обтереться да воды глотнуть. Только Коля упал в середине второго сета и якобы повредил покрытие. Но скорее всего, он просто споткнулся об уже имевшийся дефект. Дальше играть было опасно, и судья на вышке объявил технический перерыв для подготовки корта. Он тоже не больше десяти минут был. Только вы не думайте, я с сыном не общался, не подсказывал, так что правил не нарушил. Только воду принес, раз уж у них такой казус случился — не оказалось питья в холодильнике.

— Что за вода? Откуда вы ее взяли?

— Обычная минеральная вода. Она выписана была как раз для этого турнира и хранилась в складском помещении. Я знал где и принес по бутылке: сыну и Арику.

— Какая была вода и откуда?

— Откуда — это не ко мне вопрос. К организаторам. Там разные напитки были закуплены: тоники, кола, минералки нескольких сортов. Коле я принес «Перье», а Артуру ту, которую он всегда пил, «Полюстрово».

— Откуда вы знаете его вкусы? — Александр Борисович с трудом представлял пока, что нужно спросить, чтобы отравитель себя выдал.

— Я тренировал Асафьева, пока он не стал играть во взрослых турнирах. Там его взял Шульгин.

— Бутылки были закрыты?

— Да. С чего бы я брал начатые?

— И кроме вас к ним никто не прикасался?

— Откуда же мне знать? Но если вы имеете в виду тот период, покуда я шел со склада на корт, то никто.

— Что вы можете сказать о странном изменении хода игры?

— Не понимаю, что вы имеете в виду?

— Поначалу выигрывал Асафьев. Но после перерыва резко сдал и проиграл матч.

— Ничего не могу сказать. Лучше всех знал причины, конечно, Арик, но, увы. Можно спросить Шульгина. Но вообще-то такое в теннисе сплошь и рядом. Всегда кто-то выигрывает, кто-то проигрывает. Причины в готовности и настрое. И физическая форма важна, и психологическая устойчивость. Настроился, положим, Артур выиграть матч на одном дыхании — и ничто, казалось, его не могло остановить. А тут незапланированная пауза. Расслабился и уже не сумел сконцентрироваться…

К концу второго часа хождений вокруг да около Турецкий решился на блеф.

— Видите ли, Андрей Макарович, у нас есть достоверные сведения, что такие метаморфозы происходили с соперниками ваших детей и раньше.

— Не понимаю, о чем вы говорите?

— Ну что же. Надеюсь, что все-таки поймете. Следствие по делу о гибели Артура и Ариадны Асафьевых возобновилось. И мы будем вновь и вновь беседовать с вами, чтобы прояснить картину произошедшего.

— Вы полагаете, что я убил Арика с его женой? Больший бред придумать трудно! И что я теперь? Арестован?

— Нет. Не арестованы. И обвинение мы вам пока не предъявляем. Но просим серьезно отнестись к нашей беседе: ведь у вас единственного была возможность во время игры подсыпать Асафьеву препарат, замедляющий реакцию.

— А вы уверены, что непременно должны были подсыпать?

Турецкий, если честно, на все сто уверен не был. Он не сомневался в искренности показаний Грайнера и Камолова, но прекрасно понимал, в отличие от простых смертных, что виновность Баркова в злодеянии предстоит доказать процессуально. А объективных доказательств этой виновности в руках следствия не было. И это срабатывало тормозом. Не позволяло как следует надавить на тренера, припереть к стенке неопровержимыми фактами. Поэтому приходилось по пять раз задавать одни и те же вопросы, сверять ответы, пытаясь поймать подозреваемого на противоречиях. Но все было без толку.

Пришлось, взяв подписку о невыезде, отпустить тренера домой с повесткой о вызове на завтра.