Горький шоколад

Мне кажется, что мое детство закончилось, не успев начаться. Возможно ли повзрослеть в три с половиной года? Не знаю. Да и, что такое взрослость? Может ли быть, что это определенный возраст? Говорят, люди взрослеют, когда осознают свою ответственность в первую очередь за себя, но в то время, когда отсоединяются от родителей и идут в жизни своим путем. Однако многие взрослые, переступив возрастной предел совершеннолетия, так и остаются с детским мышлением и поведением, безответственно заигрываясь с чужими судьбами.

Но я помню момент, после которого мой детский мир перевернулся с ног на голову. Когда я совсем маленькая стою перед окном, цепляясь за подоконник, в большой пустой белой комнате на втором этаже. За окном я вижу деревья в большом саду и облака, медленно плывущие по небу. Солнца нет. И мамы нет. И папы. И бабушки. Нет тех моих взрослых, которые брали меня за руку и вели то в детский сад, то обратно домой, помогали одеваться по утрам, усаживали за стол, чтобы накормить, разрешали играть с красками, укладывали спать. Я не помню, как я попала в ту комнату, и того, кто меня привез туда.

Какая-то девочка, старше меня, подошла ко мне, она показалась мне знакомой. Протянула подушечку, белую сладкую конфету. Я взяла ее. И узнав ее вкус, вспомнила, как мама часто угощала такой конфетой после садика. Она должна быть сладкой, но я чувствовала только горечь в тот момент. И я заплакала – ведь я одна, теперь одна. «Где моя мама? Я хочу к маме. Хочу домой», – жалобно пищала я и ощущала в груди боль. И эта боль не была похожа на ту, что бывает от ссадины на коленке или шлепка отца за непослушание. Это что-то, что высасывает жизнь. Именно так со временем я поняла те ощущения жуткой тоски и внезапно образовавшейся дыры в груди, которую заполнила та боль.

Люди в белых халатах кормили нас таблетками, водили на прогулку и порой в баню, перед сном мы обязательно мыли ноги в железном тазу в холодной воде. Я плохо помню те дни. Но то, что по ночам тоска и боль вцеплялись в мое горло, и я тихонько плакала, это я помню чётко. Потом закрывала глаза в надежде, что этот кошмар закончится. Но утром он продолжался наяву. Девочка в три с половиной года, брошенная на произвол судьбы вершившейся людьми в белых халатах, потерянная для жизни навсегда. Такое ощущение и представление о себе поселилось в моих мыслях – я никому не нужна.

Это был санаторий. Не поставив в известность мою маму, меня отправила туда бабушка с ее знакомыми, и к ней привел меня мой отец, давший на это разрешение. Только некоторое время спустя, мама, вернувшись с учебной сессии, приехала за мной, когда узнала, что меня увезли лечиться, из-за моих частых болезненных состояний простуды. Я узнала ее лицо, но подбежать и обнять не могла. В тот момент я не понимала своих чувств. Как будто бы она больше не моя мама. Как будто бы я не знала кто она для меня, я не знала кто я для себя и, кто я вообще. В тот день, когда я попала в это заведение, мир отвернулся от меня и оставил без своего тепла, любви и защиты. Я выживала в том месте одна, предоставленная сама себе, среди чужих мне людей. У меня отобрали даже мою одежду, особенно мою любимую кофточку, темно синего цвета с рисунком звезд ночного неба.

Наконец-то я была дома, те взрослые, которых я привыкла видеть, снова были рядом, хотя ненадолго. Стала ли я взрослой? Навряд ли. Я просто стала ребенком, познавшим предательство и девочкой, потерянной даже для себя самой. Мне не интересны были игры, я не хотела дружить. И всех ребят, кто звал играть, я уже считала предателями. Постепенно дыра в сердце затягивалась, но не полностью, ведь боль все равно оставалась там. Подрастая, я не верила никому. Даже когда я сближалась с девчонками настолько, что нас называли близкими подружками, я все равно ожидала предательства. Многие дети в нашем поселке ходили в музыкальную школу, но меня туда не водили. И я даже не знаю, спрашивали ли меня о том, хотела бы я играть на каком-нибудь музыкальном инструменте, или заниматься вокалом, или ходить в художественную школу на рисование. Не знаю, но все из этого мне всё равно было не интересно. Я думала: зачем мне это, если я никому не нужна, то моя игра, мое пение или мои рисунки и подавно никому не будут нужны. Хотя я очень любила музыку и рисовать.

И из всех детских забав я выбирала прогулки в одиночестве или катание на велосипеде. Я была в полном восторге, когда в девять лет мне купили мой первый, подходящий мне по росту велосипед «Кросс» зеленого цвета. До этого я каталась на дедушкином «Урале». Это был очень большой велосипед для моего роста. И мне приходилось просовывать вторую ногу под раму, перекладину параллельную педалям. Таким способом каталось большинство детей, если не дотягивались обеими ногами до педалей, когда не могли устойчиво сидеть на сиденье. Если честно, то это было жуткое зрелище. Ведь всё должно быть не только по размеру, но и по возрасту. Какое же это было удовольствие мчаться на своём «велике» на скорости и ловить летний ветерок, обдувающий прохладой.