Они с Марго съехали в гостиницу после обеда. Макс настоял на этом. Их присутствие в доме торчало между ним и Габриэль, словно какой-то ржавый гвоздь. Вчера толком не было времени даже двумя словами перемолвиться, а сегодня она ни свет, ни заря отправилась на собеседование. Правда, узнал он об этом от Ника. Макс дважды порывался написать Габриэль или позвонить, но все время останавливал себя. Наверное, в такой важный для нее момент, ее лучше не отвлекать. А когда вернется…
Если вернется.
Собственные, сказанные недавно слова о том, что она должна остаться в его доме, пока не уладит вопрос с поступлением, сейчас казались слишком грубыми и безапелляционными. И чтобы подтвердить догадку, он наведался в комнату Габриэль. Ожидаемо: пустые шкафы, под кроватью подготовленная сумка. Она собиралась уйти так или иначе: поступив ли или нет. И думать о этом было почему-то до противного неприятно. Но, в конце концов, кто он такой, чтобы держать Одуванчика на привязи.
Эль вернулась ближе к вечеру: улыбающаяся, но грустная. Он видел, чего ей стоило притворство, но не нашел в себе силы спросить в лоб.
Она поступила. Сказала об этом с хвастовством, потому что претендентов на стипендию было много и потому, что она оказалась самой достойной. Ее личная первая победа. Он даже не сомневался, что одна из многих, которые еще будут впереди. Вот только он, кажется, так и не нашел подходящих слов, чтобы показать радость.
Потому что радости не было.
Потому что, куда бы они посмотрел и о чем бы ни подумал, Эль всегда была там: незримая постоянная величина, которой он, незаметно для себя самого, начал измерять собственную жизнь. Его личная палитра с красками, которая щедро выплескивалась на черно-белое и скучно полотно его жизни.
Макс как раз пытался привести в порядок документы, которые секретарь, словно нарочно, слала целыми пачками, когда в дверь осторожно постучали. Максу даже сперва показалось, что это скребется Робинзон, но кот спал в соседнем кресле, которое, судя по всему, облюбовал всерьез и надолго.
Стрелки на часах перевалили за десть вечера и в доме было не так много людей, кто бы побеспокоил его в такое время.
— Открыто, — громко сказал Макс.
— Привет… — в открывшуюся дверь просунулась голова Габриэль. — Не помешаю?
— Заходи, — Макс не смог скрыть улыбку.
Она была босая, со взъерошенными мокрыми волосами и в длинной свободной рубашке, которая едва прикрывала попу. Явно только что из ванной.
— Знаешь, — Макс склонил голову набок и сощурился. — Не обижайся… — он сделал паузу, наблюдая за реакцией Габриэль. А та уже начала хмуриться, выискивать в своем появлении изъяны. — Но те халаты, в которых ты пряталась в номере в Лондоне, — это не твое. Вот совсем.
Габриэль потупилась, густо покраснела. Она так и стояла у дверей, не рискнув пройти дальше.
— Я точно не помешаю?
Макс поднялся из-за стола и сам пошел навстречу гостье.
Удивительным образом появление Габриэль выбило из головы все проблемы. И дело было даже не в ее неосознанной сексуальности, которую Одуванчик пока не понимала. Просто она будто излучала какую-то успокаивающую ауру. Невидимую, но почти осязаемую.
— Мне кажется, кто-то здесь стесняется, — он приподнял ее подбородок, заставил посмотреть себе в глаза.
— Ты кого-то прячется под столом? — деланно удивилась Габриэль.
— Вроде нет, — не понял Макс.
— Тогда где? — На ее лице появилась хитрая улыбка. — Потому что я точно не стесняюсь. Или ты о себе?
— Это что же творится? Пришла ко мне с голой попкой и смеет во мне сомневаться? Откуда столько смелости?
— Там нашла, — Габриэль неопределенно повела плечами, — пока думала, одевать трусики или нет.
— И что решила?
— Большим стесняхам я этого не скажу! — она показала Максу язык и, когда тот попытался ее схватить, извернулась и бросилась к столу, за которым и замерла, опершись руками о столешницу.
— Маленькая мисс, вы понимаете, что только что напросились на неминуемое наказание? — неспешно повернулся к ней Макс. — И очень боюсь, что кара свершится прямо тут, на этом столе, за которым вы соизволите скрываться.
Она смотрела на него живыми блестящими глазами и улыбалась.
Ну, и как такую не «наказать»?
Он поймал ее спустя пару минут — измученная и покорная Габриэль буквально упала в его руки, «вконец обессилив от долгой погони».
— Будьте ко мне милостивы, господин, — игриво прошептала Габриэль, прижимаясь к нему всем телом.
Тонкая рубашка почти ничего не скрывала, да Габриэль и не пыталась скрыться. Встав на цыпочки, потянулась к его губам, закинула руки за шею.
— Думаешь, покорность облегчить твою участь? — прошептал Макс.
— Очень на это надеюсь… — Она отстранилась, а потом начала медленно опускаться на колени. — Ничего не делай…
— Габриэль …
— Сегодня мой вечер. Я так хочу.