Горький шоколад

Вместо этого она заглянула на кухню и, открыв клетку, достала кролика. Прижала его к себе, теплого, облачно-вялого. Задрожав всем телом, кролик брыкнулся и вырвался из рук. Забился в угол под стол и сидел теперь, настороженно-враждебно двигая черным носом. «Ну и ну!» – засмеялась Маша, она смеялась так долго, что закружилась голова. Комната плыла акварельной декорацией, растекалась красками и бледнела, теряя очертания. Не глядя, Маша схватила со стола чашку и швырнула ее в стену. Брызг осколков. Острый звон пронзил воздух. И все стихло.

Она сидела на полу, подобрав ноги. В подоле юбки лежал мобильный телефон, и матовый экран то вспыхивал желтовато, то гас. Телефон бесшумно пульсировал, кто-то звонил. Тимур.

Пожалуй, можно теперь поговорить и с ним. Лучше сейчас, чем потом. Лучше сейчас.

– Але?

– Милая, привет.

Неожиданно она растерялась. Голос Тимура, такой спокойный и доброжелательный, «а ведь он ничего еще не знает, не догадывается», смутил ее.

– Как у тебя дела?

– Дела? Дела… да все хорошо.

– Правда? А я уж думал, случилось что. Ты так кратко ответила на мое письмо.

Внутри Маши все перевернулось, она и не представляла, насколько противен ей этот человек, его маленькие глаза, разбавленные легкой желтизной; не коричневые – а неприятно-глинистые, точно дождевой сгусток в песчаной лунке. Квадрат его очков. Его аккуратные, вьющиеся волосы, его уверенный и тихий смех. Не смех – смешок. И вся его жизнь, наполненная работой и книгами, путешествиями и мирным семейным укладом, когда мама готовит обед, а папа, провалившись в глубокое кресло, смотрит новости по первому каналу. В нем не было ничего плохого. И в нем не было ничего хорошего. И от этого сердце Маши наполнял ужас.

– А почему ты не хочешь сегодня погулять? Я могу подъехать к твоему дому…

Еще и гулять с ним?! Да ни за что! После того, что случилось – видеть его, идти рядом, и разговаривать, разговаривать…Что может быть невыносимее?

И Маша ответила, собравшись с силами и не дрогнув голосом:

– А давай… Пройдемся. Я немного устала, но это даже хорошо.

– Отлично. Погода, кстати, теплая…

И они попрощались. А минут через сорок уже шли по городу, вдоль бесконечного кирпичного забора.

Как обычно, Маша держала его под руку; вскоре совсем стемнело, и закрапал мелкий холодный дождь, тогда Тимур достал зонт и, щелкнув кнопку, раскрыл его.

– Твои ботинки, Маш, – как, не промокнут?

– Ой, да вряд ли.

– Не думал, что начнется дождь. Небо такое ясное… С чего бы…

– А так всегда, Тимур. Так всегда и бывает.

– Ну… не знаю.

Полутемными дворами они вышли к Головинским прудам и остановились на выгнутом деревянном мосту, похожем на сказочную дугу. Отсюда открывался красивый вид на город, многоэтажные дома на другой стороне казались чем-то далеким и нереальным. Ярко-желтые огни медленно плыли, дробными пятнами отражаясь в темной воде.

– Цивилизация… – вздохнул Тимур. Что ни говори, а каждый отдельный дом походил в вечерний час на застывший салют.

Здесь же, на этой стороне, был грязный сосновый лес, тяжелый запах мокрой хвои мешался с тонким привкусом бензина: шоссе так близко, что слышен мерный гул машин.

Маша подошла ближе и, прижавшись к решетке моста, склонилась.

Теплом и радостью веяло с того берега…

И все ей были дороги, без разделения. Этот старый мостик, и темная вода, и незнакомые люди, что живут десятилетиями в тесных квартирах; тихо живут и незаметно умирают, и вот уже другие ходят за их окнами. И только осень беззвучно опадает листьями, и зреет в холодном небе первый снег.

– Пойдем? – спросил Тимур.

– Как здесь красиво… – прошептала Маша.

– А? Да мы же часто здесь бываем. Пруды совсем зарастают, с каждым годом все больше и больше…

Он взял ее за руку, слегка сжал ладонь. Маша не поворачивалась. Сегодня она казалась Тимуру какой-то особенной, совсем маленькой, почти девочкой, под ее глазами появились непонятные серые тени, и черты лица утончились; привстав на цыпочки, она, не двигаясь, смотрела вниз, на мутную рябь воды, и волосы светлыми прядями выбивались из-под капюшона. Хрупкая фигурка на краю моста, среди бушующего дождя. Далекий мерцающий свет другого берега…

Возвращались они поздно. Минут пятнадцать ехали в полупустом тряском автобусе. Маше захотелось спать, и она прижалась виском к стеклу. «Опять завал бумаг на работе, – рассказывал Тимур, – сломался компьютер.

Начальник принес печатную машинку. Откуда только вырыл. Мол, в этом месяце чинить компьютеры финансов не хватает. Хочешь – за свой счет. Ну конечно, только этого мне не хватало…»

«Бедный, – думала Маша, – у него столько огорчений на работе». Она вспомнила, как сегодня в странном порыве швырнула на кухне чашку. Теперь ей было стыдно. Схватила не глядя, и надо же такому случиться – именно подарок Тимура, белую чашку с золотым ободком. Нет ее больше.

И ничего больше нет. Ничего. Впрочем…

– Маш, Маш, выходим, – тронул за руку Тимур, – ты чего, заснула? Выходим.

12.