Горький шоколад после любви

– Во-первых, я вообще никого не могу сдать органам. Когда из-за меня поймали Карена, я волосы на себе рвал. Вы не представляете, сколько моих родственников и знакомых пострадали от репрессий! И чтобы я сам, своими руками, кого-то отдал в лапы органов? Да пусть Карен хоть всех азербайджанцев перережет! Хотя я лично ничего против азербайджанцев не имею, как, впрочем, и армян. Но я человека сдавать не буду. Я перед Кареном и так виноват. Человек, вместо того чтобы вершить кровную месть, в тюрьме сидел. Я понимаю чувства Карена и считаю его намерения справедливыми. Этот падла Саид вырезал все его семьи, даже девочек! Пусть режет своего Саида, падлу, и всех его родственников, или как там у них положено. И потом, у Софочки любовь…

Яков Соломонович вздохнул. Любовь у Софочки – это дело серьезное, правда, слишком уж частое. А если Софочку оторвать от мужчины, она и вены себе порезать может, и таблеток наглотаться. Уже неоднократно этим занималась, правда, ее всегда спасали. А Яков Соломонович, по его собственному признанию, уже несколько подустал за свою долгую жизнь спасать Софочку. Да и Софочка его не простит, если он сдаст Карена. Надо просто надеяться, что или Карен от нее вскоре сбежит, или он сам Софочке надоест.

А пока они обосновались в квартире Якова Соломоновича, потому что, по словам Софочки, Каренчику незачем лишний раз рисковать, выходя на улицу, чтобы перебраться в квартиру Софочки. Да и к Софочке из-за Левочки кто-то из органов прийти может. Яков Соломонович взял необходимые вещи и поехал в квартиру сестры. Любовнички остались у него.

– Теперь как минимум неделю из постели вылезать не будут.

– Почему? – спросила я. – Любовники Софочке через неделю надоедают?

– У меня в квартире продуктов на неделю, – вздохнул Яков Соломонович. – Софочка как раз сегодня закупила по моей просьбе.

– А она работает? – поинтересовалась я.

– Сегодня позвонила на работу и взяла отпуск за свой счет для устройства личной жизни. На работе Софочку хорошо знают. И ее, и ее отпуски. Не дать нельзя – она все равно на работу не придет.

– Понятно, – сказала я.

– Надеюсь, Юлечка Владиславовна, вы не станете сообщать вашим знакомым из органов о местонахождении Карена Мартиросяна? Не нужно разбивать сердце моей сестры. Если она совершит очередную попытку самоубийства, это будет на вашей совести!

– Не собираюсь я никому ничего сообщать. Только я, если честно, не доверяла бы этому Карену Мартиросяну.

– Таки конечно, – кивнул адвокат. – Человек горячий, восточный. Сейчас любовь, через минуту: «Зарэжу!» Софочку спасать надо. Юленька, какие у вас идеи на этот счет? Если отбросить вариант сдачи Карена органам… Куда бы его отправить, причем так, чтобы Софочка не резала себе вены? И так, чтобы Карен забыл о спасении Левочки? Чем бы его занять?

По-моему, ответ был один: натравить Карена Мартиросяна на Саида, падлу. Он же ради кровника побег совершил! Вот только вопрос: где взять Саида? Я, признаться, в жизни его не видела и не представляла, чем он занимается, кроме вырезания армянских семей.

– Юленька, а вы не могли бы поинтересоваться этим вопросом у ваших знакомых из органов? Ведь они же получили ориентировку на Карена? Вам об этом сказали? Ваш интерес будет вполне естественным. Вы еще и репортажик можете сделать. С моей стороны – любые комментарии! Что попросите, то и скажу в камеру. И Яков Соломонович, я уверен, тоже интервью даст – о том, как он зря пострадал за Саида. Но цель вы поняли? Нужен Саид, падла!

– Может, Яков Соломонович заявит, что хотел бы с Саидом лично познакомиться? Из-за кого ему морду били? И желает изменить внешность, чтобы ни в коей мере не быть на Саида похожим, даже без бороды и усов.

– Как вам угодно – скажу, Юлечка Владиславовна, – кивнул Яков Соломонович. – Можете хоть сейчас оператора приглашать.

Я ответила, что вначале должна поговорить со знакомыми сотрудниками. Может, Саид, падла, и не скрывается? Я что-то не слышала, чтобы его объявили в розыск хотя бы в одной стране.

– Но если он вырезал… – открыл рот Яков Соломонович.

– А вы уверены, что это он? Если Карен был объявлен в розыск в семи странах, наверное, у него немало врагов. И не совершал он в этих странах просто кражи из супермаркетов. И вообще, на самом ли деле у него всех детей вырезали?

– И его ли это были дети, – смеясь, добавил Зиновий Яковлевич. – Так мы рассчитываем на вас, Юленька?

– Рассчитывайте, – кивнула я. – Что смогу, узнаю. Потом решим, что вы перед камерой наговорите.

Затем я поинтересовалась делом Левочки. Зиновий Яковлевич вздохнул, выражая этим вздохом многовековую скорбь еврейского народа.

– Пока в «Крестах», – с грустью сообщил он. – И даже под подписку его не выдернуть.

– Теперь передачки придется мне носить, – вздохнул и Яков Соломонович. – У Софочки – любовь!

– Но единственный сын… – попыталась заметить я.

– Может, Карен денег даст на подкуп контролеров? – подал идею Зиновий Яковлевич. – Яш, ты спроси у него. Или Софочке скажи. По телефону. Я договорюсь, как передать. Не ты же, Яша, Карена содержать должен? Пусть платит Софочке за постой. И тебе за квартиру.