Горький ветер

Странно, как менялось его зрение изо дня в день. Иногда, особенно в солнечные дни, он видел маки вдоль дороги, зреющие в садах яблоки, белые облака, плывущие по синему небу. Но в другие дни ему было плохо, и однажды на пустыре, окружающем Пайкхаус, он зашел в тупик, заблудившись, словно в тумане.

Он был совсем один, и ему казалось, что весь мир исчез; он показался ему дымящейся развалиной, проваливающейся в никуда и оставляющей его на краю пустоты; и он пережил момент затягивающего ужаса. Но через некоторое время, вытянув руки, он нащупал высокую траву, растущую вокруг повсюду, и это прикосновение приободрило его. Земля была по-прежнему здесь, не изменившаяся, и он мог найти дорогу в сгущающейся тьме. Дом был прямо перед ним. Не больше чем в ста ярдах. Он чувствовал запах дыма и слышал, как Линн выбивает матрас. Путь показался ему долгим.

— Тебе нужно было позвать меня, — сказала она, подходя к Тому, когда он шел ощупью вдоль кустарника к воротам. — Я бы точно тебя услышала.

— Я должен привыкнуть и научиться находить дорогу, — сказал он.

Но после этого Линн редко оставляла его одного. Она присматривала за ним и всегда была рядом, когда ему нужна была помощь. Их жизни были тесно связаны. Они делили друг с другом каждый миг дня и ночи.

Однажды, роясь в серванте, Линн сказала:

— Я не знала, что ты когда-то курил.

— Курил немного в окопах. А что?

— Потому что я нашла вот это. — И она положила ему на ладонь трубку.

— Она принадлежала Бобу Ньюэзу, моему приятелю в армии. Я думал послать ее его родне, но потом случилось все это, и я уже не стал с ней возиться.

До сих пор, вспоминая про Ньюэза, он видел только то, что осталось после того, как в воронке разорвался снаряд; видел только дыру в земле, сыпавшиеся комья с остатками человека. Но теперь, держа в руках эту трубку, он снова видел Ньюэза, чувствовал его дыхание позади, слышал его голос и вспоминал тот день в Льере на Сомме, когда показались первые танки, движущиеся по дороге на Рилуа-сю-Колль.

Они с Ньюэзом заваривали чай в резервном окопе, когда новенький по имени Уорт завопил:

— Боже всемогущий! Поглядите на этих чудовищ! Что это за чертовщина?

— Что еще? — спросил Ньюэз, вставая, чтобы взглянуть на танки. — Они притащили сдобные булочки?

Линн подошла и села рядом с Томом. Она видела, что он улыбается.

— Ньюэз всегда мог заставить нас смеяться, — сказал он.

Теперь каждый день, пока стояла летняя погода, Том работал на улице, рядом с насосом, где лежала лоза, погруженная в воду. Он сидел на матрасе, держа на коленях доску, и частенько, выходя в сад, Линн останавливалась посмотреть, как быстро растет корзина в его ловких руках, как он подправляет прутья или обрезает концы лозы. Человеческие руки, работавшие над какой-то вещью, всегда казались ей чудесными.

— Я знаю, что ты здесь, — сказал он однажды. — Я тебя хорошо вижу. Ну, неплохо. На тебе голубое платье и новый передник с большими карманами.

— А что у меня в руке?

— Полагаю, снова лекарство.

— Пей и без глупостей.

— Хорошо, — сказал он. — Ты медсестра. Но это не вернет мне зрение.

— Доктор Дандес говорит, что это поможет снять головные боли.

— Было бы чудом, если бы это помогло вернуть зрение. Я бы тогда выпивал по целой бутылке в день. — Он осушил стакан и отдал ей. Потом посмотрел на нее боковым косящим взглядом. — Но это вряд ли, да? В наше время чудеса не часто встречаются.

— Боюсь, зрение не вернется к тебе.

— Ладно. Я знаю, нечего и ждать. Это просто желания.

Однажды, выйдя в сад, чтобы собрать оставшуюся фасоль, Линн снова увидела Эмери Престона, выходившего из леса Скоут. Он немного постоял, глядя на нее в нерешительности, а потом пошел в сторону Хантлипа. Она решила не говорить Тому, но в следующий раз, когда ее отец приехал проведать их, она отвела его в сторону и все рассказала.

— Не знаю, чего он хочет. Полагаю, чтобы заставить нас почувствовать себя неуютно. И в этом он преуспел, потому что меня это все же беспокоит, бродит тут, знаешь ли.

— Я поговорю с ним, — сказал Джек. — Я скажу, чтобы следил за своими чертовыми делами.

— Не думаю, что стоит ругаться с ним.

— А кто говорит, что я собираюсь ругаться?

— Отец, я тебя знаю.

— Когда имеешь дело с такими, как Эмери Престон, не стоит надевать лайковые перчатки. Им нужно дать понять напрямик.

В следующий вечер Джек пошел в «Розу и корону» после работы. Он разговаривал с Эмери, не обращая внимания на толпу вокруг.

— Чего ты все время ошиваешься возле Пайкхауса?

— Это свободная страна. Делаю, что хочу.

— Тогда слушай сюда! — сказал Джек. — Если у моей дочери или у Тома Маддокса будут из-за тебя неприятности, ты мне за это ответишь. Я не слишком нежный с такими бандитами, как ты, Престон, так что поберегись!

Джек ушел. Эмери повернулся к клиентам:

— Этот парень, Мерсибрайт, думает, что он большая шишка. А он только простой работник на ферме Аутлендз!

— А чем тебе не нравятся работники? — сказал Билли Ратчет, обидевшись. — Джек парень что надо. Мне его жаль, дочь так неожиданно ушла к Тому Маддоксу и теперь родит незаконного ребенка.