Горький вкус любви

Мне было десять лет, а моему брату Ибрагиму — три, когда дядя, старший брат матери, привез нас в Джидду из лагеря беженцев в Судане. В лагере мы провели пять месяцев. В Джидде дядя работал шофером в одной саудовской семье. О том, что нас с братом держат в лагере беженцев, он узнал от одного из жителей нашей деревни, встреченного им в кафе, где собирались эритрейцы. Односельчанин рассказал дяде про нас и про то, где следует искать.

Когда дядя приехал в лагерь и сказал, что намерен увезти нас с собой в Саудовскую Аравию, я отказался ехать. Дядя уговаривал меня:

— Пойми, Джидда стоит прямо на берегу Красного моря, только с другой стороны. Поверь мне, вы будете совсем недалеко от Эритреи.

Ему удалось убедить меня только тогда, когда он сказал, что Саудовская Аравия — одно из богатейших мест мира и что там я смогу заработать горы денег и послать их маме.

Он отвез нас в Хартум, столицу Судана, а оттуда мы вылетели в Джидду.

Наш самолет приземлился в аэропорту вечером, всего за несколько дней до Рамадана. Было это в тысяча девятьсот семьдесят девятом году. Я влюбился в Джидду с первой же секунды.

В дом дяди мы поехали на такси. Дороги были широкие, хорошо освещенные. Мой взгляд перепрыгивал с одного здания на другое, с одной улицы на следующую. Мы ехали так быстро, что мне было больно смотреть. В лагере в это время суток единственным источником света были бы луна и звезды, только они помогали нам передвигаться ночью. Но в Джидде не было нужды ни в луне, ни в звездах. Я высовывался из окна, разглядывая фонари, стоящие на высоких столбах по обе стороны от проезжей части. В моем воображении они были словно богини, щедро дарящие городу свой свет.

— О Аллах, какие же ровные здесь улицы, — восхитился я. — Почти не трясет!

Повсюду — многоэтажные здания, совсем не те низенькие домики, что в Хартуме. Когда дорога побежала вдоль побережья, я по пояс высунулся в окно такси, вдыхая бриз, пахнущий рыбой и солью.

Неожиданно машина въехала в глубокий подземный туннель. Я залепетал, как перепуганный малыш:

— Дядя, дядя, мы едем под землю. А туда можно только мертвым.

И как же я обрадовался, когда туннель кончился:

— Мы всё еще живы!

Дядя улыбнулся и потрепал меня по волосам.

На одном из светофоров такси остановилось, и у меня было время, чтобы рассмотреть огромную скульптуру велосипеда на площади. На секунду я закрыл глаза, и в моем воображении возникла картина: педали, на них две ступни в красных итальянских туфлях; стройные ноги в синих джинсах; длинные черные волосы, обрамляющие женское лицо.

Светофор загорелся зеленым, и мотор такси взревел. Уже открывая глаза, я успел заметить, как женщина на велосипеде поворачивает голову и смотрит на меня. Потом подмигивает. «Это точно мама», — подумал я про себя. Я нащупал ладошку брата и перетащил его с дядиных колен к себе, обнял и стал целовать в щеки. Но он потянулся снова к дяде, недовольный, что его разбудили.

— Ибрагим! — тормошил его я. — Смотри, смотри. — И сам стал смотреть в окно и отвлекся от малыша. Мимо пролетали роскошные виллы, деревья и прекрасные автомобили самых разных марок, цветов и размеров. — Ибрагим, смотри, какие машины! — Я вклинился между двумя передними креслами, чтобы лучше всё видеть. Потом снова сел на заднее сиденье и зашептал Ибрагиму на ухо: — Однажды у нас тоже будет машина.

Пока мы ехали в такси, меня озадачила одна деталь. Помимо мужчин в белых тобах на улицах были и фигуры в черном. В свете фонарей они казались тенями тех мужчин, падающими на белые стены домов. Они напомнили мне истории о невидимых духах, которые рассказывала нам мама, только сейчас эти духи стали видны. Я слышал, что Саудовская Аравия — священная страна и что здесь чудеса случаются чуть ли не каждый день. Однако я догадался, что фигуры в черном — на самом деле женщины, потому что на улицах не видел никого, кроме мужчин и этих самых фигур.

— Дядя, можно задать тебе один вопрос?

— Конечно, сынок, — сказал он.

— Это ведь женщина, да?

— Где?

— Вон там, смотри. — Я показал на одну из теней.

Дядя улыбнулся и сказал:

— Да. О, благословенна детская невинность.

— Почему она так закуталась? Здесь ведь тепло.

— Женщины должны носить абайю.

— Дядя?

— Что?

— А им не жарко? Как они дышат?

— Так повелел Аллах. За это Он наградит их на небесах, иншааллах.

— Значит, девочки в моей школе тоже будут такими?

— Ты будешь ходить в школу для мальчиков. Девочки ходят в другую школу.

Я вспомнил про маленькую школу в лагере беженцев. Все мои друзья были девочками. А мальчишки всё время били меня, потому что завидовали: когда мы все вместе играли в свадьбу, девочки выбирали женихом только меня. Я рассказал дяде об этом.

— О, йа Аллах, смилуйся над нами. Нелегко мне придется с этим мальчуганом. Послушай, Насер, мальчикам нельзя общаться с девочками.

— Почему?

— Это харам, сынок.

— Почему это харам?