Горький

«Подумав, нахожу, — что напрасно обеспокоил Вас и что заголовок не следует изменять. Так и оставим «Детство»⁴⁴.

После напечатания в «Русском слове» в «Детстве» были сделаны лишь незначительные сокращения, и повесть осталась в том виде, как она печаталась в газете, что показывает пристальное внимание, с которым автор работал над повестью.

Чем поражает это великое произведение мировой литературы — «Детство»? В нем люди ссорятся друг с другом, дерутся, увечат один другого, но, несмотря на это, отчего же «Детство» так жизнерадостно, так полно энергии, жизнеспособной, жизнеутверждающей?

«Не только тем изумительна жизнь наша, что в ней так плодовит и жирен пласт всякой скотской дряни, но тем, что сквозь этот пласт все-таки победно прорастает яркое, здоровое и творческое, растет доброе — человечье, возбуждая несокрушимую надежду на возрождение наше к жизни светлой, человеческой».

Это не только пророчество Горького, — это основа его повести, то, на чем она построена.

В русской литературе до Горького иногда писатели обращались к своему детству — С. Аксаков, Л. Толстой, В. Короленко.

Но и у Аксакова и у Толстого «детство» вырастает из семьи, и все сосредоточено на личных переживаниях героя, на радостях и печалях основного персонажа.

Даже Короленко, значительно более широкий в изображении своего времени, так помечает в своем предисловии к «Истории моего современника»:

«Я пишу не историю моего времени, а только историю одной жизни в это время, и мне хочется, чтобы читатель ознакомился предварительно с той призмой, в которой оно отражалось… Эти записки не биография, потому что я не особенно заботился о полноте биографических сведений; не исповедь, потому что я не верю ни в возможность, ни в полезность публичной исповеди; не портрет, потому что трудно рисовать собственный портрет с ручательством за сходство»⁴⁵.

Перед Горьким не стоял так вопрос — не биографию, не исповедь, не портрет дает он в своих повестях. Он писал историю, свидетелем которой был. Не его судьба стоит в центре повести, а история русского народа, как она отразилась в судьбе его семьи и встреченных им людей.

И тогда, когда Горький рисует отвратительную сцену избиения своей матери, он говорит:

«Вспоминая эти свинцовые мерзости дикой русской жизни, я минутами спрашиваю себя: да стоит ли говорить об этом? И, с обновленной уверенностью, отвечаю себе — стоит; ибо это — живучая, подлая правда, она не издохла и по сей день. Это та правда, которую необходимо знать до конца, чтобы с корнем же и выдрать ее из памяти, из души человека, из всей жизни нашей, тяжкой и позорной.

И есть другая, более положительная причина, понуждающая меня рисовать эти мерзости. Хотя они и противны, хотя и давят нас, до смерти расплющивая множество прекрасных душ, — русский человек все-таки настолько еще здоров и молод душою, что преодолевает и преодолеет их».

Это прямое публицистическое высказывание Горького подытоживает правду художественную. Он изображает жизнь тех лет во всей ее обнаженности и в ее противоречиях.

В своем докладе на I Всесоюзном съезде писателей Горький говорил:

«Творчество — это та степень напряжения работы памяти, когда быстрота ее работы извлекает из запаса знаний, впечатлений наиболее выпуклые и характерные факты, картины, детали и включает их в наиболее точные, яркие общепонятные слова».

«Детство» — одно из совершеннейших произведений Горького, такие произведения он называл высоким словом «творчество».

Пролетарская сущность «Детства» стоит в прямой зависимости от близости к Ленину в эти годы революционного подъема. Цыганок, молодой рабочий у Каширина, Максим Савватиевич — отец Горького и бабушка могли стать в другое время русской истории героями «Матери».

2

В конце декабря 1913 года, закончив «Детство», Горький покинул Капри и приехал на родину.

Приезд его для департамента полиции был абсолютно неожиданным. И. П. Ладыжников рассказывал, что паспорт Горького он обменял в русском консульстве в Неаполе, причем консул сказал, что Горький будет непременно арестован.

Но правительство растерялось, оно не знало, как поступить со знаменитым писателем, числившимся в розыске: арестовать, обыскать, привлечь к ряду «дел», еще не решенных из-за его эмиграции и явно не покрываемых амнистией?

К тому же случилось так, что приезд Горького был замечен, когда он уже прибыл в Петербург.

В делах департамента полиции читаем:

«Начальник отделения по охране общественной безопасности и порядка в С.-Петербурге донес, что 31 минувшего декабря подведомственными ему филерами взят в наблюдение прибывший с поездом, видимо, со станции Вержболово, известный Вам эмигрант, нижегородский цеховой Алексей Максимов Пешков».

Тот скандальный для охранки факт, что Горький был узнан уже в Петербурге случайными филерами на вокзале, заставил департамент полиции в раздражении запрашивать пограничных жандармов:

«Было ли вами сообщено, когда и кому о возвращении в пределы империи такого выдающегося революционного деятеля, каким является Алексей Пешков?»