Горькое лето 41-го

Наша справка. За 22 июня 1941 года 46-й СБАП потерял 20 самолётов, из них 10 — на земле. В спецсообщении 3-го Управления [военной контрразведки] наркомата обороны № 2/35552 от 28 июня 1941 года говорилось: «Основные потери [7-й авиадивизии] относятся к 46-му СБАП и объясняются неорганизованностью и растерянностью со стороны командира полка майора Сенько и начальника штаба подполковника Канунова, приведшим при первом налете противника весь личный состав в паническое состояние. За 22 июня 46-й СБАП потерял 20 самолетов, из которых 10 были уничтожены при налете противника на Шауляйском аэродроме, а остальные сбиты при выполнении боевых заданий по бомбардировке войск противника в районе Тильзит и ст. Киллен. Три девятки самолетов 46-го СБАП на выполнение боевых задач были выпущены без сопровождения своих истребителей. Посты наблюдения были не организованы, связи с ними штаб полка никакой не имел и не знал о их существовании».

— Представляете впечатление? — продолжает рассказывать генерал. — Я хоть и молодой был, бесшабашный, но, как говорится, инстинкт заставляет что-то делать. Слышишь — с той стороны летят. Быстро, как заяц, выбираешь толстое дерево, за него ложишься. Они раз сделали заход, прочесали, второй… Истребителей наших никаких не было, никто им не мешал. Третий заход! Немцы отбомбились по цели, часть бомб сбросили в лес и ушли без потерь. Наконец все утихло. Начали мы к аэродрому собираться… Только стали подходить — тут начали наши же бомбы в самолетах взрываться. Мы — обратно деру!

Потери в остававшейся на аэродроме технике оказались значительные — СБ ведь горел как факел. Был и один погибший — не считая, разумеется, тех, кто не вернулся с боевого задания: под бомбежку попал инженер, похороны организовали сразу…

К обеду на аэродроме собрались все оставшиеся и получили приказ лететь на Румбово, под Ригу — это уже было отступление… Ар-2 Буланова уцелел, все у него было нормально. А потерявших машины летчиков рассаживали по другим бомбардировщикам…

Переночевали в Румбово. Только проснулись — вдруг сообщают, что немцы. Выскакивают, смотрят — действительно, цепь идет. Эскадрилья построилась — и вперед, на них. Вдруг кто-то закричал: «Да это Вадька!» Узнал товарища! Оказывается, эскадрилья на эскадрилью воевать вышла… Все тогда еще непонятно было, все перепуталось, перемешалось.

Тогда же утром дали команду лететь в Опочку, что в Псковской области. Но как лететь? У штурмана даже карты не оказалось — по тревоге подняли, ничего не дали. На счастье экипажа, к Ар-2 подбежал один «безлошадный» летчик: «Ребята, возьмите с собой!»

«А у тебя карта есть?» — «Есть!» — говорит и достает «двадцатипятикилометровку». Конечно, по ней не очень-то сориентируешься, но что делать? Впрочем, ясно было одно: курс — на восток.

Кажется, полк уже терял управление — тогда многие части, да и не только части, но и дивизии, и даже армии теряли управление, превращались в неорганизованную массу людей. Самолеты взлетали сумбурно, кто откуда, с любого направления. Как они тогда не постукались друг с другом, этого Владимир Петрович не понимает до сих пор. Летели тоже, кто как решил…

Опочку он нашел достаточно быстро. Но там оказалось чистое поле, на котором никого и ничего не было. Зато неподалеку находился аэродром Идрица с бетонной полосой — вот и пошли на посадку на этот аэродром.

Заходят — и тут по Ар-2 открывают с земли огонь из пулеметов — видимо, приняли за немецкий. «Выпускай скорее шасси, чтобы видели, что мы идем на посадку!» — закричал штурман летчику. Тот выпустил шасси, огонь прекратился, сели.

Вскоре появился еще один самолет — летел заместитель командира полка на СБ. По нему, разумеется, уже не стреляли, но другая беда случилась: отказал выпуск шасси. И все было бы понятно, если бы в этом самолете не сидел инженер полка — тот самый человек, который учил весь личный состав, как это делается! Но тут он сам не смог выпустить шасси. Война есть война, она всех по местам расставляет… По счастью, СБ нормально сел «на пузо».