Горькое молоко – 4. Кофе от баронессы Кюцберг

– А как же у нас дачи раньше рядом были. Он много лет работал большим начальником судостроительного завода. А дочка у него в Австралии живёт.

– Правильно, Геля уехала, – подтвердил слова друга Колчак, – а старшая дочь Тамара и правнуки с ним пока живут, но тоже на чемоданах сидят. Вероятно, скоро уедут к папуасам.

– А я вначале подумал, что ты заливаешь, ментам про всё, – говорил Санька, – еле сдерживал смех, а видишь, правдой оказалось. Что теперь с диваном будете делать?

– Саня, этому дивану всего лишь пятнадцать лет. Ему место только на чердаке. Он стоит здесь три месяца и ещё простоит десять лет.

– Ну, ты и прогнал им тюльпана, а они ведь всё за чистую монету приняли. Узнают, что ты их лаптями выставил, беды не оберёшься, – сказал Марек.

– Саня это менты порядочные были, а не твари последние. Другие бы нам без стеснения за этот трюк от души по бокам надавали. А эти с юмором, как мне показалось, отнеслись. И я им постараюсь простить варварское отношение к ветхому дивану. Приблизительно знаю, что последует после этого незадачливого для них шмона. В понедельник я пойду на отметку, и мне этот Поп – Арт, припомнят.

Марек, открыв рот, внимательно слушал друга.

– Я им предложу обмен, – продолжал Колчак излагать новый план. – Они мне я им и все будут довольны. Согласись диван, хоть и непригодный, но посмотри в нём, много есть чего от дворянина. Поэтому они и поверили моей белиберде.

– Ты сказку о диване заранее планировал? – ковыряя спичкой в зубах, спросил Марека.

– Под воздействием вина навеяло. Главное было не перегнуть палку о роли исторического дивана, чтобы не улыбок и смешков на лице не присутствовало. Правдиво врать, – это тоже один из жанров искусства. Я вот могу завтра во дворе сообщить, что встретил гуманоидов. И скажу, что они меня предупредили о конце света, который наступит в ближайшие дни. Уверяю тебя, мне все поверят, – объяснил Колчак.

– Что за тобой такой талант водится, для меня и пацанов наших не в диковинку. Теперь и Жига от тебя эстафету перенял. Брехуном стал конченным. Шаг сделает, двадцать слов наврёт, и сам смеётся.

– Всё Саня сворачиваемся, – сказал Колчак, – я пойду сейчас Полину встречать.

***

  В понедельник вечером на отметке в милиции, дежурный ему сказал, чтобы он зашёл в кабинет к Гридину. Колчак проглотил несколько раз, набравший в себя воздух, и пошёл на второй этаж. Подполковник сидел за столом и пил чай.

– Проходи, чай будешь пить? – предложил он.

– Нет спасибо, меня к ужину дома ждут, – тактично отказался Колчак.

– Расскажи, как живёшь, чем занимаешься? – спросил Гридин.

– А зачем рассказывать, вы и так всё обо мне знаете. Каждый мой шаг фиксируете. Надо мной и так все смеются. Говорят, не ценит тебя милиция, приставили за тобой следить больного на голову и самого неуклюжего и толстого шпиона, – моего соседа Витю Леонова. Он бедный рыбачить ежедневно приезжает на своём женском драндулете, где я работаю, и следит за мной. Я же не глупый вижу всё. Куда я, туда и Витя. Я на стадион, и он за мной. Я иду жену встречать, и он тоже сзади плетётся. Я на чердак, на турнике иду отжаться, а он уже в засаде сидит. Смешно ощущать, что сзади тебя плывёт сто пятьдесят килограммов живого веса. Это сестра его не знает, что вы больного человека, инвалида третьей группы используете в своих целях. Она вам такую катавасию устроит. Если не верите, можете спросить у шкипера дебаркадера девятого причала. Он его часто видит с удочкой рядом со мной.

– Я не пойму, о чём ты говоришь? Для меня подобное известие, что к тебе приставлен какой – то хвост, является сплошным абсурдом. На тебя за последнее время нет никаких жалоб. «Зачем милиции к таким законопослушным гражданам филеров приставлять», – сказал Гридин.

– Ваш Ланин проходу мне не даёт, почти ежедневно, ходит меня домой поверять и твердит одно, что посадит.

– Не может быть такого, его никто не уполномочивал заниматься тобой. Это функция не уголовного розыска. К тому же он болен сейчас, – не поверил словам Колчака Гридин.

– Вы мне не верите, спросите родственников, соседей. Он даже в день рождения моей матери удумал прийти, когда в квартире было много гостей.

– Извини, я этого не знал. Он ведь у нас лицо привилегированное, пришёл работать с подачи лохматой руки, после расформирования исполкома. Хотя у него было тогда юридическое образование, но опыта работы в органах не имел. А сейчас областное начальство считает его одним из лучших сотрудников нашего управления.

Гридин смотрел в глаза Колчака, не отводя своего изучающего взгляда.

– Мне безразличен ваш майор и будет лучше, если вы оградите меня от его опеки. Я по натуре человек не злой, но если он в подобном духе и дальше будет интересоваться мной, то я прославлю вашего чекиста на всю Россию.

– Будь уверен, от этого я тебя освобожу, – уверенно сказал Гридин.

– Да уж, пожалуйста.

– Только ты больше не разводи его на липовых малявах, на которые он клюёт в заглот до самой прямой кишки. Сейчас он лечит свой фурункулёз и исполняет аллилуйя своему пропавшему мотоциклу.