– Ага, товарищи, а они нас дубинками за это метелят, – сказал Сирота и отдал сто рублей Юрину назад. – Гуляй Андрюша, – помахал он ему ручкой и показал пятьсот рублей.
– Верно, говоришь, отец Григорий, – сказал полуслепой Торба, – пускай тут не размахивает своим паршивым стольником, а катит отсюда шаром. Таких людей правильных, чуть из – за этого дырявого гондона не загубили.
– Я не виноват был, что с ними приключилось, – начал оправдываться Андрей перед всеми. – Откуда мне было знать, что с ними так поступят, – виновато склонил он голову.
– Если ты жену свою, всеми нами уважаемую Надежду Константиновну обвинил в грехе и напраслину навёл на двух Владимиров, значит, ты не только нехристь, а ещё иуда и гореть тебе в гиене огненной, – сказал батюшка и многозначительно поднял к небу палец.
– Нигде я гореть не буду и вашим проповедям не верю. Я знаю, что моя гражданская совесть чиста. Самогон не пью, и в карты не играю как вы. Я занимаюсь только наукой и больше ничем.
– Ну, если ты такой учёный тогда историю, наверное, хорошо знаешь? – спросил Григорий.
– Думаю неплохо, – сказал Андрей.
– Тогда ответь мне кратко, почему в Великую Отечественную войну у фашистов было много диверсионных школ, сколоченных из советских военнопленных, а у нас в стране не было ни одной?
– Фашистская Германия поняла, что одними тиграми нас не взять вот и создали такие школы. А для Советского правительства чужды были такие школы. Верить врагу, хоть и бывшему они не имели права, – объяснил Андрей.
– Вот ты наполовину и ответил на мой вопрос, – постучал пальцем по голове Андрея батюшка. – Попадали в такие школы в основном трусливые душонки, как ты. К ним я причисляю и РОА Власова, полицаев, бургомистров и другую нечисть. И ты наверняка потомок этих вероломных чудовищ. Понял, сколько мрази было в войну? А среди немцев не было столько предателей. Вот почему не было у нас разведывательных школ, где бы обучали немецких солдат для диверсий против своего народа. Вот так «Наука», – а ты мне про какую – то чуждость взглядов поёшь. Теперь иди отсюда. Покупай пива сам себе, но пить к нам не подходи? Пей за сараями.
– Зря ты отец Григорий меня обижаешь? – чуть не плача взмолился Андрей, – мой дед партизанил в брянских лесах. Награды правительственные имел. Они у меня остались.
– Честь и хвала дедушке твоему, но партизанить, это не значит, что он прошёл проверку на прочность. Вот если бы ты сказал, что он на передовой всю войну провёл, как многие солдаты. А в лесу можно отсидеться, провозгласив себя партизаном и потихонечку поросят да коров у мирного населения бомбить. Я в Белоруссии жил, вот там партизаны были правильные, хотя и там находились, которые пристраивались в обоз добровольно, но не вызывались идти в бой.
– Крест на тебе, – сказал Андрей, – а несёшь какую – то ахинею.
– Ты случаем не Понтий Пилат? – спросил батюшка у Андрея, – не то я сейчас убегу от страха, – рассмеялся на весь двор отец Григорий.
Андрей встал и униженный пошёл в сторону бывшего сквера. Около арки его нагнал Сирота.
– Ты на Григория не обижайся? – сказал Сирота, – это он не со зла, а с радости на тебя попёр. Нам Колчак дал пятьсот рублей за книгу, на которую я сковородку ставил. А если бы ты пришёл раньше Колчака, он бы может тебя, и не прогнал. Мы же без денег сидели. Грузить по выходным редко случается. На два пузыря самогона всего наскребли для шести человек. Но ты если хочешь, я тебе на твоих – же первоначальных условиях принесу пива.
Андрей остановился и сказал:
– Я на вашего попа не обижаюсь, а пива возьми, – он достал опять деньги и отдал Сироте. Потом подумал и добавил, к ста рублям ещё пятьдесят рублей, – а это тебе на самогон за то, что хоть ты меня немного понимаешь.
– Жди меня у школьного сада? – сказал Сирота, – я сейчас быстро обернусь.
Сирота пришёл с полным пакетом выпивки и закуски. Открыв бутылку пива, и достав фисташки, он отдал Андрею, а сам приложился к горлышку бутылки с самогоном.
– А что такая ценная книга была, что Колчак так раздобрился? – спросил Андрей, когда Сирота выпил всё вино.
– Не знаю, ценная она или нет. Я по просьбе Вальки Петуховой принёс из квартиры Колчака несколько стоп. Мать отдала. Я только знаю, что она не его была, а чужая.
– Ты, что её и не прочитал даже? – равнодушно посмотрел Андрей на Сироту.
– Ты, что с пня упал? – раздражённо сказал Сирота, – я читать то уже разучился. Я даже не смотрел, как книга называется.
– Книга называется «Милый друг», – напомнил ему Андрей, – может, ты её листал и картинки смотрел?
– Ты откуда знаешь, как книга называется? – подозрительно взглянул Андрею в глаза Сирота, – и чего ты носом задвигал, профессор? – сунул ему бутылку самогона Сирота. – Держи свой чемергес и вали отсюда. А я Колчаку обязательно расскажу про твой интерес. Пускай он тебе голову немного поправит. А делать это он мастак.
– Ты, что дядя Миш я так спросил, – испугался Андрей. – Рано утром был в киоске у Валентины, она мне и сказала, что Колчак с ног сбился, ища свою книгу. От неё я и узнал, как книга называется.