Читаем Горькую чашу – до дна! полностью

– Много сотен. Наверняка принадлежали детям, которых умертвили в последний момент. Обувь предназначалась, вероятно, для нацистского благотворительного общества, но, видимо, танки помешали. У адвоката были жена и маленькая дочка. Обе они погибли в Освенциме. И вот он взял из этой кучи пару туфелек. Естественно, один шанс из ста тысяч, что эти туфельки принадлежали его маленькой Монике. Но он все равно носит их с собой вот уже пятнадцать лет. И показывает их всем и каждому.

– И люди верят? Верят всей этой истории?

– Навряд ли. Просто пьют за его счет пиво и сливовицу. Тут у нас вся округа уже его знает. И все считают, что у него крыша поехала.

Я встал, кивнул человеку из Освенцима, он тоже поклонился мне, и я вышел из пивной. Я-то думал, что никогда больше с ним не встречусь. Но оказалось, что скоро, очень скоро суждено мне было увидеть его вновь и пережить по его милости страшное, самое страшное потрясение в моей жизни.

Я пошел к машине, отпер багажник и металлический ящик и довольно долго в нем рылся. Наконец я нашел то, что искал: единственную оставшуюся у меня надежду, то, что сможет сохранить мне жизнь, если случится самое ужасное, – желтую коробочку с зеленой точкой.

7

– Это мадам Мизере?

– К вашим услугам, сударь, – ответил в трубке мелодичный голос той самой дамы, в заведении которой, когда оно еще принадлежало ее родителям, столь приятственно распрощался с жизнью король Дании Фредерик VIII 14 мая 1912 года. (Что скажете о моей памяти, профессор Понтевиво?)

Было 10 часов 30 минут. На съемочную площадку мне надлежало явиться в 11 часов 30 минут. Час займет грим. А мне предстояло еще добраться до киногородка. У Альбрехта будут все основания рвать и метать.

Поэтому я, прижимая к уху холодную телефонную трубку, пожалел столь же искренне, сколь и мимолетно, что в 1944 году в некоторых американских лагерях для военнопленных царили такие порядки. Если бы пятнадцать лет назад в Оклахоме и Техасе пристойнее обращались с антифашистами, теперь в Гамбурге я, может быть, обрел бы друга, во всяком случае – не врага.

Таковы законы жизни. Наверняка любое зло, причиненное какому-то бедному, несчастному китайцу, последнему из людей, имело свои последствия – в Бразилии, Португалии, Голландии или еще где-то. Все мы так или иначе связаны с другими людьми в этом мире, все мы запутались в отвратительной паутине, нити которой – мы сами.

Я звонил из кабинки телефона-автомата на Краузештрассе, прямо у моста через Остербек-канал. Осторожность никогда не мешает. Может, полицейские уже сидели у мадам. Может, ее телефон прослушивался. За что на самом деле арестовали Шауберга?

– Кэте нынче утром была у меня. – Я старался говорить как можно нейтральнее и спокойнее. Бедная маленькая дурочка из Саксонии рассказала мадам, что собирается встретиться со мной. Я еще утром страшно разозлился на нее за это. А сейчас был несказанно рад этому обстоятельству. Потому что мне не пришлось называть свое имя.

– Да, я знаю. – Мадам не сказала: «Да, я знаю, мистер Джордан». На нее вполне можно положиться. Она знала, что можно говорить, а чего нельзя.

– Мне жаль девушку.

– Да, для Кэте это ужасное несчастье. Она, кажется, очень любит этого человека. Мы с ним едва знакомы.

– А я его вовсе не знаю. Как его зовут?

– Шауберг. Он иногда навещал ее здесь. – Фрау Мизере, очевидно, давно сообразила, что ее телефон, вероятно, прослушивается. Она знала, что надо признавать, а чего не надо. – Он произвел на меня отличное впечатление.

– Я слышал, он по профессии врач?

– Да, он врач.

– Врач – и совершает кражу со взломом?

– По моему мнению, вся эта история – сплошное недоразумение, трагическое недоразумение, которое непременно выяснится.

– Бедная малышка Кэте умоляла меня как-то помочь этому господину. Как его зовут?

– Шауберг.

– Да, как-то помочь господину Шаубергу. Она просила денег, чтобы нанять хорошего адвоката. Деньги я готов дать. Но я не знаю адвокатов в Гамбурге. Я хочу сказать: для начала нужно узнать, что вообще произошло, не правда ли? И вот я подумал, может быть, вы…

– Не беспокойтесь, Кэте – лучшая лошадка в моей конюшне. И я, разумеется, знаю разных юристов в городе. Один из них в настоящее время уже выясняет обстоятельства дела в полиции.

– Вы – образцовая хозяйка.

– Я хочу стать для моих девушек второй матерью. И меня весьма тронуло, что вы приняли так близко к сердцу беду, постигшую Кэте.

– Но, Боже мой, если можешь кому-то помочь…

– Сильный всегда должен вставать на защиту слабого, – сказала хозяйка борделя, явно воспитанная в лучших английских традициях. – Это наверняка ошибка, которая вскоре выяснится. Полиция обязательно доберется до истины. А мой адвокат посодействует ей в этом.

– Если понадобятся деньги, то я, как говорится, готов…

– Ах, редко встречаешь такого отзывчивого человека, как вы, сударь. Окажите нам честь и навестите нас в скором времени. Только известите нас заранее, чтобы я могла учесть ваши пожелания.

– С удовольствием так и сделаю, мадам. – Через полчаса Кэте должна быть у нее и сообщить, что я приеду нынче вечером.

Перейти на страницу:

Все книги серии Бестселлер

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза