Горм, сын Хёрдакнута

– Вряд ли в Туле, хотя Грим Лысый старше моего отца лет на тридцать. Без Эгиля с Торольвом, вряд ли он хорошо управится с хозяйством. Сдается мне, Сын Лысого пошел прямиком на Альрексстадир, а то и на остров Хёрдле – поднять восстание против Берг-Энунда или разграбить вотчину самого Йормунрека.

Родульф рассмеялся:

– Я бы палец, нет, два пальца на правой руке отдал, чтоб примкнуть к этому налету. Стыдогундливый остров Хёрдле распердолить, как мамонт овцу…

– Сам знаешь, мы скованы цепью клятвы. А вот Эгиль… – Горм завистливо вздохнул. – Теперь он не только никому не должен, ему в общем-то и терять нечего.

– Не скажи. Асгерд.

– Тоже правда.

– Кто о чем, вшивый о бане, а вы все о девах? – на вершину холма въехал Кнур на белом осляке.

Кузнец окинул даль взором. У Ологита, Тегара текла с северо-востока на юго-запад. Ее устье открывалось в бухту, где легко могла бы затеряться тысяча кнорров. Город стоял на мысу, выступавшем из скалистого северного берега. В поверхности камня природа обозначила два уступа, словно подготовив место для замка на верхнем и для посада на окружавшем его кольцом нижнем. Замок был не гутанской, а более древней постройки, со стеной пониже и пошире окружавшей более высокую внутреннюю стену с прямоугольными башнями. Огромные камни кладки выветрились за века, так что полоски известки между ними выступили вперед. Внешняя стена вокруг посада была сильно новее и в целом не производила внушительного впечатления, хотя сдвоенная воротная башня, через которую шла главная дорога в город, возвышалась-таки на полтора десятка саженей. Точнее, этой высоты теперь достигала одна из башен-близнецов, а вторую на треть укоротил взрыв громовой бочки, пущенной из оксибела, стоявшего на холме, где собралась Гормова дружина.

– Им надо бы на этом холме тоже крепостцу поставить, – вслух сам себе сказал кузнец. – Тогда бы врасплох не застали.

– Все равно вышло бы врасплох, – возразил Скегги. – Кто же ждет нападения от собственного конунга? Так что ты в точности им велел, ярл?

– Я сказал городскому голове: «Йормунрек послал меня разграбить ваш город, потому что вы помогли его врагу бежать. Всем, кто до заката и безоружный выйдет через северные ворота, я сохраню жизнь. Каждый, кто выходит, может взять с собой только то добро, что унесет в руках или на спине.»

У ворот наметилось движение. Вереница жителей со скарбом на спинах медленной поступью двигалась по дороге.

– Мудро, – признал брат бесследно пропавшего Рандвера. – Йормунрекова воля, так что и их кровь будет на руках Йормунрека.

– Я надеюсь, много крови не прольется, но что мы делаем, за то и отвечаем, кто бы приказ ни отдал. – Горм покачал головой. – Жизнь моя в руках Норн, клятва моя в руках конунга, но мой дренгрскапр – только мой.

– Арр, – согласился Хан.

Впереди покидавших город шел Гундисальв, председатель совета купцов, управлявшего Ологитом. Называть его головой, как в Хроарскильде, или посадником, как в Альдейгье, было б не совсем правильно, поскольку председатель не выбирался тингом или вече, а по очереди назначался на два года из членов совета. Так или иначе, купец был простоволос, его голова посыпана в знак печали пеплом, за плечами – простой мешок из льняной частины. За ним шли две его жены, ведя за руки плачущих детей, за теми – другие торговцы с семьями. Плакали не только дети. Точили слезы и их матери, и даже матерые мужи без стыда рыдали.

– Ничего не скажешь, виноватят нас, хоть сквозь землю провались, – признал Кнур. – Гутаны, они все норовят сделать…

– Гутанисто, – подсказал Горм. – Одна беда, они так любят, чтоб все было красиво и зловеще, что решили, что и Йормунрек им чета. На Килее он в войско бондов с земли сгонял под страхом смерти, а здесь сами сотнями напрашиваются. Хотя тут еще помогает, что конунг горазд чужими руками жар грести. Ярлом в Толаборге посадил Птуо. Так глянешь, сын Реккаредов. По-другому повернешь, черномордый пришлец и отцеубийца. Тролио Маймуну Йормунрек просто подставил, чтоб все видели, как тот поджег чертог богов на Фергуни Хайлаг со всеми тулами и жрицами внутри. Теперь гутаны кого ненавидят? Не Йормунрека, а васмулонов и с ними всю красную державу. Когда Йормунрек разошлет ратную стрелу на Этлавагр идти, с Гуталанда к нему ему еще тысячи две карлов со справой соберутся, если не три.

– И то, – Скегги наморщил лоб. – Дал ему хитрости Свартспрут, глубин владыка, и власти над душами в этом круге. Умей Йормунрек еще висы складывать или петь, гутаны бы в своей простоте его вообще живым богом объявили.

– Чем обделен, ме, тем обделен, – признал до того молчавший Адальстейн, подобно Родульфу, стоявший в колеснице, правда, запряженной парой добрых караковых коней. – Чудное дело. Как заговорит, так любому глаза отвести может, будто из полого холма вышел. А вот со скальдическим складом – хуже, чем никак.

Энгульсейский ярл прикинул расстояние до дроттаров у оксибела – саженей сто, и продолжил, все равно убавив голос:

– Не верится мне, что Один – его покровитель. Один – хозяин меда Суттунга, про то сложено… Нертус мне в помощь… ме, не помню.