Гормон счастья

— Ну, я сомневаюсь, чтобы Игорь Дмитриевич воспользовался столь мудреным способом, — сказала я и оглянулась туда, где находился обвиняемый, продолжавший заочно препираться с журналистской братией и уже перешедший к угрозам. — Конечно, он служил в спецназе и многое усвоил, но не до такой же степени. Ведь в припадке гнева он себя совершенно не контролирует. А для изготовления ледяного ножа нужен ледяной же рассудок. Так что это соображение, на мой взгляд, свидетельствует, наоборот, в пользу Игоря. Но я говорю предварительно, навскидку. Во всем будут разбираться адвокаты. Меня же интересует другое, совсем другое.

— Что именно?

— Ну, для начала хотя бы дом Войнаровского. Там, я думаю, мне было бы удобнее всего и переговорить с Игорем Дмитриевичем. Вы не возражаете?

— Да нет, пожалуйста.

* * *

— И что порекомендовал вытянуть из меня папаша? Какое признание?

Сказав это, Игорь Дмитриевич с независимым видом закинул одну ногу на другую и закурил.

— Откровенно говоря, Дмитрий Филиппович не хотел вытягивать из вас никакого признания. Потому что он сразу сказал мне, что вы невиновны, так как не можете быть виновны вовсе.

— А-а, по принципу — «этого не может быть, потому что не может быть никогда»? — криво усмехнулся он.

— Совершенно верно. Ваша невиновность — это как аксиома. Но для меня она не столь очевидна, как для вашего отца. Откровенно говоря, вы сами-то знаете, виновны вы или нет? А?

На эту фразу Игорь рассмеялся мне в лицо с видимым наслаждением, грубо, с подчеркнутыми истерическими нотками — для того, чтобы выплеснуть все наросшее слоем черной копоти на душе. Хотя и было ли у него в душе что-то помимо этой копоти?

— Я понимаю, — наконец, отсмеявшись, проговорил он, неожиданно перейдя на «ты», — что тебя прислали сюда конструировать гипотезы. Лепить чушь, которая более или менее правдоподобна. Но если честно… Да как я мог по пьянке завалить четверых здоровенных мужиков, а? Максимум, на что я тогда был способен, — это подстрелить какую-нибудь ворону. Да и то скорее случайно. Я и шел по дороге, и палил наугад. Темно же было уже. А теперь сама подумай: ну сунулся бы я к Войнаровскому с агрессивными, так сказать, намерениями. Ну убил бы одного охранника. И что бы вышло? А вот что: оставшиеся охранники раскатали бы меня, как щенка, не посмотрели бы и на моего папашу.

Игорь произнес свою речь небрежно, кривя рот и смотря прямо на меня наглыми, отчаянно сверкающими глазами. Меня невольно передернуло от того, как он сказал фразу «ну убил бы одного охранника», выговорив ее так легко, будто не о гибели человека говорил, а о таракане. Нет, тут и не пахнет аксиомой абсолютной невиновности Игоря. Этот все может. Может убить, а потом непринужденно доказывать, что он тут вовсе ни при чем, что был пьян и все такое.

— Игорь, — продолжила я расспросы, тоже — чего с ним церемониться! — переходя на «ты», — насколько я знаю, ты ведь несколько раз буянил в ресторанах и ломал переборки отдельных кабинок ударом кулака? А?

Тот пожал плечами.

— Так вот, — закончила свою мысль я, — уж кто-кто, а ты не можешь говорить о себе: «раскатали бы меня, как щенка». Ты ведь не слабак и не щенок, отнюдь. Ты и стаканы пальцами ломал… На презентации нового ночного клуба, открытого в бывшем Доме архитектора. Помнишь? И тоже, кстати, далеко не в трезвом виде ты все это вытворял. Думаю, совершенно не обязательно тебе строить из себя невинного младенца, который ничего не мог такого сделать, потому как находился в состоянии чрезвычайного пьянственного недоумения.

— Ты мне помогать будешь или отходную молитву надо мной читать? — перебил Игорь меня.

Некоторое время я смотрела на губернаторского отпрыска, не без труда подавляя поднимающееся желание — совсем не женское! — врезать ему как следует и поучить таким радикальным способом хорошим манерам. Конечно же, не стоит упоминать, что я не стала делать этого. Просто, чтобы успокоиться, чуть дольше помолчала.

— Хорошо, перейдем к делу, — наконец произнесла я. — Ты говорил о каком-то человеке, который положил тебе в руку пистолет?

— Ну да, — сказал он. — Я, честно говоря, плохо этот момент помню. Шел по дороге, стрелял из «воздушки», и тут из темноты на меня вынырнул какой-то тип и вложил мне в руку этот клятый «узи». Больше ничего не помню.

Похоже на сказку, подумала я. Шел себе свет ясен месяц Игорь Дмитриевич по дороге, ничего не делал, починял примус… то есть постреливал по воронам из «воздушки». Вслепую постреливал, ибо темно было. Но откуда ни возьмись из тьмы ночной вышел на Игоречка злой дядя, вложил в руку ребенку ствол, на который только что повесил мокруху, и исчез. То ли сказка, то ли злокачественная быль — будни алкоголика в компании с клубящимися по дорогам зелеными белогорячечными чертиками.

Сказка… Впрочем, в наше время любую сказку можно сделать былью. Это тоже нельзя не учитывать.

— Как он выглядел, конечно, не помнишь?

— Я? М-м-м… не-а. Мужик как мужик. А может, и баба. Хотя нет, бабу я бы не отпустил. Пригласил бы в гости.

— А может, ты и мужика пригласил? — уже не сдерживая насмешки в голосе, проговорила я.