Гормон счастья

— Игрушка, — честно ответил он. — Она была любовницей Войнаровского. Мы познакомились в Москве. Вообще-то я не хотел мстить и возвращаться сюда. Никогда. Но она рассказала мне о Войнаровском, об Игоре, любовницей которого она тоже была. И я решил, что, верно, дух Юли послал ко мне Катю, чтобы напомнить… напомнить. Конечно же, я быстро подчинил себе эту дурочку. Ну что ж, ты права. Это я был на даче моего отчима. Навела Катя. Отшибленная память у монтера Семенова и у Игоря — ты уже сама знаешь, отчего это. Игоря я не хотел убивать там, на даче. Ведь он не убивал меня или Юлю. Я убил только тех, кто на моих глазах убивал Юлю. Игоря я только подставил, как он в свое время подставил меня. Но он быстро вышел на свободу, слишком быстро. А дальше… Дальше ты знаешь. Все вышло спонтанно. Я забрался по лестнице в женский туалет и, когда туда пришла Катя, окликнул ее. Она подошла. Я дал ей немного «Р & Дж». Я всегда ношу его с собой во фляжке. Еще одна глупость: пока лез в темноте, разодрал себе лоб. Я дал Кате микровидеокамеру и инструкции, где и как установить. Позже незаметно для всех снял ее и выбросил, так же как и приемник сигнала от камеры с крыши. Так вот, о Кате. Она все понимала, но не соображала, чем это ей грозит. Смеялась, как дурочка. Сказала, что отведет Игоря в апартаменты. Вот и все. Я пробрался по карнизу на запертую лестницу, ну а остальное ты видела. Если бы дура Катька заорала пятью минутами позже, мне не потребовался бы никакой маскарад. — Владимир глухо засмеялся и добавил хрипловато: — А как перепугался тот мужик на крыше, когда я ткнул в его сторону пистолетом и крикнул: «Вот он!»… Не знаю, что он там делал, на крыше, может, пялился через окна на девочек «Каллисто», но совершенно точно — больше он туда никогда не полезет.

— Ты хороший актер, Володя. То есть Рома.

— А вот Ромой меня называть не надо. Рома — вот он идет.

В комнату вошел невозмутимый Лозовский и, кивнув мне с несколько удивленным видом, выговорил:

— Ну что ж, надо ехать. Переговоров не будет. Вы ведь в курсе, Юлия Сергеевна?

— В курсе, — мрачно ответила я. — Дмитрий Филиппович отдает все решения по заводу на усмотрение совета директоров, Фиревича и ваше, Роман Альбертович. Так что смерть Войнаровского вышла вам на пользу.

Лозовский пожал плечами и, что-то тихо и коротко бросив Корсакову — я не расслышала, да и не хотела слышать, — вышел. Владимир повернулся ко мне и сказал:

— Юля, и все-таки я думаю, что тебе нужно перейти на работу к нам. Я все понимаю, но…

— Дурак ты, Корсаков, — сказала я, чувствуя, что никакой неприязни к этому человеку я все-таки питать не стала, просто растаял тот ореол нежности, которым он был окружен в моих глазах до сего момента. — Я ничего не буду делать в отношении тебя. Ни переходить на работу к Лозовскому, тем более что это невозможно, ни сдавать тебя. Хотя это — проявление непрофессионализма.

— Теперь я догадываюсь, откуда ты, — хмуро сказал он. — Я же говорил, что ты не юрисконсульт.

— Это не имеет значения.

— Да. Тогда прощай, Юля. И спасибо тебе за успокоение, которое ты внесла в мою душу. Я знаю, что поступал то глупо, то преступно, а иногда и то и другое вместе, но так было нужно. Вернее — я не мог иначе.

— А еще говоришь, что не сентиментален, — произнесла я и, резко повернувшись на каблуках, вышла вон.

Он, верно, смотрел мне в спину.

Нельзя допускать, чтобы тебе в спину смотрели такие опасные люди, — это же очередное проявление непрофессионализма…

* * *

— Андрей Леонидович, задание до сих пор не выполнено и едва ли будет выполнено, — проговорила я. — Мне не удалось взять Иванова, и даже нет наметок на это.

— А Корсаков? — после некоторой паузы спросил он.

— Корсаков уехал в Москву.

— Я первый раз слышу от тебя такие детские и беспомощные слова, — холодно выговорил Гром. — В чем дело?

— Наверно, мне пора в отставку, — выдохнула я. — Профнепригодность.

В трубке повисло молчание. Потом Гром кашлянул и негромко проговорил:

— Я понимаю. Такое бывает. У меня у самого так было. Правда, я уже давно все забыл. Даже не помню, как звали ту женщину. Все мы — люди.

И, сменив этот, все реже встречающийся у него отеческий тон на обычный — властный, чуть холодноватый, спокойный, — добавил:

— И все-таки ты должна работать. Ты — профессионал. Запомни это, Багира. Ты нужна отделу, и нельзя вот так легко говорить: в отставку.

— Поняла, — отчеканила я. — Продолжаю работу.

Положив трубку, я некоторое время подумала и набрала другой номер:

— Добрый вечер. Максимова из администрации вас беспокоит. Есть результаты анализа, Борис Иваныч?

— Да кое-что имеется. В общем, в напитке наличествует сложный синтетический наркотик психостимулирующего действия. С таким мне еще не приходилось сталкиваться. Вообще напоминает крэк — синтетический кокаин, но… как бы это вам так попроще сказать…

— Говорите как есть.

Эксперт выдал мне фразу, из которой я поняла, дай бог, половину слов. Но все же уяснила, что препарат действительно вызывает гормональный резонанс, то есть выплескивает в кровь невиданное количество эндорфинов, которые называют гормонами счастья.